Дракон, который всё испортил

Как самый вменяемый человек из присутствующих, я умудрилась свободной рукой задёрнуть шторки на окнах. Собственно, это было единственное, что я смогла сделать, до того, как жаркая драконья страсть захватила меня полностью с головой и прочими частями тела. Я уже не думала ни о чём, кроме того, какие жаркие у него губы, широкие плечи и крепкие, будто налитые железом, мускулы под нарядным камзолом. И камзол в этой ситуации уже казался совершенно лишним.

Глубокое декольте моего платья предоставляла гораздо больший простор для действий, и Сирион воспользовался им в полной мере. Моя кожа горела, обожжённая его поцелуями. Голова кружилась, а мысль о том, что случится дальше, когда мы, наконец, доберёмся до дома, больше не пугала меня. Напротив, она вызывала томительное и почти радостное предвкушение. Когда карета остановилась, мы не сразу сообразили, что приехали.

А, может, и сообразили, просто оторваться друг от друга совершенно невозможно. Я уже не вспомню, кто первым понял, что мы уже никуда не едем, кто выглянул в окно и увидел аккуратный заборчик. Да и какая разница? Главное, мы тут же покинули карету. Торопливо прошагали по дорожке, крепко держась за руки, ни за что не желая друг друга отпустить. Остановились на крыльце и снова жадно набросились друг на друга. Извлечь ключ и открыть дверь оказалось делом невероятно сложным, потому что мы снова целовались.

А это, как выяснилось, чересчур увлекательное занятие, чтобы можно было сосредоточиться на чём-то ещё. И всё же я как-то справилась с замком. До сих пор не понимаю, как это удалось. Видимо, какая-то магия. Я первая шагнула за порог, требовательно потянула Сириона за собой, с твёрдым намерением добраться-таки до спальни. Всё-таки ковёр в гостиной недостаточно мягкий.

И вдруг дракон остановился, застыл. Какое-то время смотрел на меня непонимающим взглядом, а потом спросил, «И что это было?» Я тут же поняла, что произошло. Действие зелья закончилось. Даже при свете тусклого фонаря, освещавшего крыльцо, я смогла рассмотреть эмоции на лице дракона. Они сменялись очень быстро.

Сначала удивление, а затем ужас. Ну да, похоже, именно сейчас он вспомнил, что и кому наговорил. Потом появилось понимание. Да уж, трудно не догадаться, кто истинный виновник случившегося. Взгляд снова переменился. Теперь дракон смотрел на меня совсем иначе. Ни страсти, ни нежности в этом взгляде уже не было. Он повторил жестко и холодно. «Что это было?»

И, кажется, сейчас от меня ждали ответа. Я вздохнула. Наверное, следовало что-то придумать, как-то оправдаться, но я вдруг поняла, что на это нет сил. Они словно покинули меня в один момент, то ли потому, что вечерок выдался более чем насыщенный, то ли от перемены, которая произошла с драконом. Полагаю, второе. Его ледяной тон подействовал на меня как холодный душ. «Я… Я всё объясню. Я… Я виновата.

Я капнула в ваше шампанское зелье искренности, «И вы весь вечер вынуждены были говорить только правду», — призналась я совершенно потухшим голосом. «О да», — мрачно проговорил дракон, — «кажется, сегодня я сказал достаточно правды». «Простите меня за этот дурацкий розыгрыш», — проговорила я тихо. «Я не думала, что все так получится. Потом уже и сама была не рада, не знала, как спасти ситуацию».

«Отчего же не знали?» Было в его голосе, сколько гнева во взгляде. «Надо отдать вам должное. Вы выбрали довольно изящный способ. Как ещё справиться с восторженным влюблённым идиотом?» «Но я вовсе не…» Начала я, но он меня перебил. «Во всяком случае, вы не позволили мне нахамить императору. И на том спасибо». «Послушайте, я…» Но слушать дракон не хотел.

«Доброй ночи, леди». Сказал он, развернулся быстрым шагом покинул мой сад. Карета отъехала незамедлительно. А я осталась стоять посреди гостиной. Ужасно хотелось расплакаться от отчаяния, но почему-то не получалось. А главное, винить во всем я могла только себя. И от этого было особенно больно.

Глава девятая

Потянулись унылые дни, один тоскливее другого. С утра я заставляла себя подняться с кровати и пойти в сад, чтобы делать всё, что положено. Но даже мои прекрасные розы не радовали. Я механически выполняла всё, что от меня требуется, пропалывала, шептала заклинания, обирала листочки. Только вот не пела, потому что петь совсем не хотелось. Срезать розы, передавать их курьерам, договариваться с цветочными лавками тоже не хотелось.

И все же я это делала, хоть и без прежнего энтузиазма. Но куда хуже, чем дни, были ночи. Днем я, по крайней мере, была чем-то занята, а когда ложилась спать, поздно-поздно, гораздо позже, чем привыкла, сон не шел. Зато приходили мысли и воспоминания. И о том, какими жаркими были драконьи губы. И о том, как я задыхалась в его объятиях.