Дракон мелового периода

— То есть кто-то меня не простил? — С этими словами я отступила на шаг и попыталась отдернуть руку. Эзергиль не отпускала.

— Не простил и собирается мстить, — согласилась Эзергиль. — И настроен настолько серьезно, что эта месть отмечена на твоей ладони.

— Все, спасибо.

Я попыталась отнять руку, но Эзергиль держала ее, как клещами. Моя ладонь стала влажной от пота. Я хотела позвать Джефа, но не смогла даже оглянуться.

— А вот еще иероглиф, «эй», — продолжала Эзергиль, скользя острым наманикюренным ногтем вдоль моей линии жизни. — «Вечность — смерть — завершение — совершенство — законченность — конец».

— Слушай, отпусти меня, — плаксиво попросила я. — Я тебе никогда ничего плохого не делала… разве что разок убить пыталась… ведь ты меня вроде простила…

— Я же сказала — конец, — ласково произнесла Эзергиль. Она рассматривала мою ладонь, как художник, закончивший очередной шедевр.

— Ладонь-то отпусти, — напомнила я.

— Вот так работают мастера. Что-то я забыла… Ах, да, печать! У мастеров, каллиграфии принято ставить личную печать. Киноварью. Знаешь, что такое киноварь? Волшебный минерал… кровь дракона… она входила в состав всех эликсиров бессмертия…

Неожиданно Эзергиль наклонилась и укусила меня за мякоть ладони левой руки возле большого пальца. Я вскрикнула — больше от страха, чем от боли — и рванула руку к себе. На этот раз Эзергиль не стала ее удерживать. Она нежно улыбнулась мне, развернулась и пропала в темноте.

* * *

— Она меня укусила! — чуть не плача крикнула я, бегом возвращаясь к костру. — Джеф, очнись!

Теперь разбудить его оказалось нелегким делом. Я трясла его за плечи и дергала за руки, но он оставался совершенно бесчувственным. Будь рядом вода, я бы облила его, но в моем распоряжении был только огонь. Огонь! Я схватила сухую ветку и выкатила из костра головешку, прикидывая, как бы с ее помощью разбудить Джефа, не покалечив его (и чтобы он не покалечил потом меня). К счастью, я заметила, что его веки зашевелились. Джеф качнулся, глубоко вздохнул и принялся тереть лицо руками.

— Ты с ума сошла? — невнятно спросил он. — Я же ясно сказал…

— Вот! — Я продемонстрировала укус. Джеф с хмурым видом исследовал рану:

— Не было печали… Небось отходила от костра?

— Буквально на три шага…

— Кто это тебя?

— Эзергиль!

— Кто-кто?

Я вкратце рассказала, кто такая Эзергиль. Не стала вдаваться в подробности; просто сказала, что моя подруга из мастерской реальности месяц назад ушла в чужой домен, и с тех пор ее никто не видел.

Джеф задумался, морщась от мыслительных усилий. Вид у него был, как у человека, которого среди ночи вытащили из кровати, облили ледяной водой и треснули дубиной по башке.

— Никакая это не Эзергиль, — сообщил он через полминуты. — Неужели сразу было не ясно?

— А кто?

— Раз сама не догадалась, то лучше тебе пока не знать… ради твоего же спокойствия.

— Джеф! — испугалась я. — Быстро выкладывай все, что знаешь!

Вместо ответа Джеф широко зевнул и отвернулся. Я уже достаточно познакомилась с его манерами, чтобы понять, что он мне не расскажет ничего, кроме того, что захочет рассказать сам.

— А что мне теперь делать? Сорок уколов в живот от бешенства? Или достаточно смазать йодом?

— Не вздумай! — мигом отреагировал Джеф. — Дня два не трогай рану вообще. Понаблюдай за ней… и за собой.

— В смысле? Не будет ли заражения?

— И за этим тоже. Но главное — не меняется ли в тебе что-нибудь… мысли… желания… физиологические реакции… цвет глаз…

— Ты это серьезно?

— И как только что-нибудь заметишь, тут же приходи ко мне.

— Какого черта?!.

— От этого, возможно, будет зависеть твоя жизнь, — добил меня Джеф. — А может быть, и моя.

18. Приключения с фотографией Саши Хольгера и последствия укуса Эзергили

Я вернулась домой уже под утро. Дверь была открыта, все спали, и моего отсутствия никто не заметил. Я тихонько прокралась на кухню, вопреки совету Джефа, смазала укус зеленкой и легла спать. Остаток ночи прошел в несвязных сновидениях, а под утро приснился настоящий кошмар — будто я стою у стола на кухне в незнакомой квартире и ем мясо. У мяса какой-то немясной, на редкость отвратительный вкус, и жуется оно очень плохо. Оно же сырое, — отмечаю я, (продолжая есть). И ем я его прямо с разделочной доски, отрезая куски от тушки. Кстати, чья это тушка? Я вижу ребра, вскрытую и очищенную от внутренностей грудную клетку, руки… Руки?! Это же человеческое мясо! (Я отрезаю и кладу в рот следующий кусочек.) Интересно, чье оно? Вот ребра, вот ключицы, вот руки и шея… а где голова? Я оглядываюсь по сторонам. Да вот она — стоит в тарелке на подоконнике и смотрит на меня мертвым взглядом. Присматриваюсь — это моя голова!