За спиной Китахары мелькают все те же картинки — негры, девчонки, машины. Изображение идет то цветное, то черно-белое. Как будто Китахара проваливается в серый мир, как я… А если это не случайно?! Если это своего рода игра с иллюзией? Понимает ли он сам, о чем поет?
Вот это да! Так это песня о нереальности мира… вернее, о той реальности, которую нашла я. Неужели Китахара тоже знает о сером мире? Это что — насмешка над зрителями или тайное послание для своих, кто в состоянии понять? Но как можно жить, если знаешь, что наш мир — просто картинка? Как жить в мире, если знаешь, что его нет? Причем знаешь не так, как, допустим, буддисты — философски, чисто теоретически. Они ведь тоже об этом вроде как говорят. Но одно дело — говорить, а другое дело — знать наверняка. Буквально. Знать, что можешь в любую минуту выключить эту жизнь, как телевизор. Выключаешь телевизор — иллюзия пропадает, и сидишь перед пустым серым экраном.
Поэтому я и сижу дома уже почти неделю. Все стало бессмысленно. Мир вокруг меня разваливается, теряет реальность. Нет, наоборот, — говорит во мне насмешливый голос Джефа, — это ты нашла истинную реальность. И что, легче стало?
Но вот Китахара тоже знает, и живет, причем неплохо. Он с этим как-то примирился. И его родители тоже, и те, кто эту песню сочинил. А у меня что, есть выбор? Это реальность, в которой мне предстоит жить. Смотреть на родителей и ежесекундно вспоминать, что это иллюзия…
В прихожей зазвонил телефон. Погруженная в мрачные мысли, я не тронулась с места. Но телефон все звонил и звонил. Я неохотно потащилась в прихожую и взяла трубку.
— Але?
В трубке грозно сопели.
— Кто там?
— Слушай, ты, — безо всякого предисловия произнес голос Катьки Погодиной. — В первый и последний раз предупреждаю: еще раз попробуешь клеиться к моему парню, я тебе глаза вырву, поняла?
— Кать, у тебя что, крыша едет? — хлопая глазами от удивления, спросила я. — Ты о ком?
— Сама знаешь, о ком. Ему на тебя наплевать, дошло? Он же смеется над тобой. Мой тебе совет — не позорься. Бегаешь за ним, как собачонка на привязи…
— Ни за кем я не бегаю! — разозлилась я. — Хватит бредить!
— В общем, ты ведь меня поняла? Если еще раз хоть на пушечный выстрел подойдешь к его дому, пеняй на себя!
— Да наплевать мне на твои указания, — кипя от злости, закричала я. — За кем хочу, за тем и бегаю! Это мое дело, к кому клеиться! А ты тут вообще сбоку! Еще неизвестно, чей он парень…
— Значит, по-хорошему не хотим? Ладно, увидишь, что будет. Готовься к большим проблемам, — зловеще сказала Катька и бросила трубку.
«Психопатка!» — в сердцах пробормотала я, услышав короткие гудки. Вот только Погодиной мне и не хватало для полного счастья.
Я бросила трубку и вернулась к телевизору и своим мыслям.
А вечером родители устроили мне сюрприз.
2. Хорошо иметь домик в деревне
— Как тебе наша идея? — спросила мама с довольным видом.
Я пребывала в замешательстве.
— Это кто ж такое сочинил?
— Мы давно уже думали, как отпуск провести, хотели выбраться куда-нибудь на юг, а тут позвонила тетя Нина. Помнишь ее?
— Смутно…
— А Машеньку?
— Нет… Мам, а чего я там делать-то буду?
Родительская идея была довольно неожиданная: навестить легендарные земли предков, откуда якобы пошел весь наш род. Земли располагались в Вологодской области, в лесной глухомани где-то под Череповцом. Там, в Утишье — маленькой, совершенно дикой деревне, затерянной в дремучих лесах, — жила мамина двоюродная сестра Нина и еще куча совершенно незнакомых мне родственников. Тетя Нина пару раз к нам приезжала, а я в тех краях никогда прежде не бывала и бывать не собиралась.
— Человек должен знать свои корни, — наставительно изрек папа.
— Я же там помру с тоски!
— Посмотришь, как живет простой народ. Своими глазами увидишь, что такое «натуральное хозяйство». Тебе, например, известно, что средняя пенсия в колхозе — двести рублей в месяц?
— Нина, кстати, живет в настоящей русской избе, — соблазняла меня мама. — С русской печкой…
— Можно я лучше в городе останусь?
— К тому же там и подружка у тебя будет, Машенька.
— О господи, какая еще Машенька?
Как выяснилось, у тети Нины была дочка, моя троюродная сестра, приблизительно моего возраста, которую в лучших деревенских традициях звали Маша. Знакомиться с ней мне абсолютно не хотелось, и рассказы родителей такому желанию не способствовали.
— Помню я Машку-то, — посмеиваясь, говорил папа. — Такую трудно не запомнить. Мордастая девка, белобрысая, боевая! Смотри, всех кавалеров у тебя отобьет.
— И на здоровье.