Дракон Нерождённый

В центре лагеря обосновались монахи-яковиты. Их коричневые хабиты с изумрудными поясами давно превратились в бурые от крови обноски, смрадные, кишащие вшами, местами сросшиеся с кожей. Измученные и истощённые, эти братья блюли обеты: исцелять, облегчать страдания, провожать умирающих. Дарованная им свыше сила не могла справиться с мором, но яковиты продолжали служение. В продуваемом всеми ветрами госпитале под полотняными навесами, они ходили между лежанками словно призраки, давая угасающим воду. Во имя спасения великого множества все эти люди были обречены.

Обадайя встал среди ужаса и уныния, среди смерти и смрада, огляделся. Он прозревал намного больше, чем его бывший наставник, следил не только за духами природы, но и за многими злыми тварями, пришедшими на пир мучений. Среди людей скользили смертные тени, отделявшие души от тел, хватали свою добычу демоны Пекла, возносили праведников светлые ангелы.

Он видел среди миазмов бледную женщину. Высокая, худая, сонная, с восковой кожей, блеклыми глазами и влажными как при лихорадке волосами. Она стояла там, не далеко и не близко, босыми ногами в грязи и кровянистой жиже. Облачённая в мужское платье, – камзол, сорочка, жилет и бриджи, – всё белое и влажное, слегка заплесневевшее словно от дурного хранения. Женщина держала за спиной торбу и спокойно взирала на юношу. Ей было известно, что сейчас произойдёт.

– Здесь тебе больше места нет, – сказал он.

– Делай, что должен, богоизбранный, – ответила та, что звалась Сеятелем, и носила в торбе все болезни земные.

Обадайя поднял очи горе и провозгласил:

– Господи! О милосердии молю! Об очищении и возрождении молю! Об изгнании скверны молю! Господи, услышь нас, о Господи!

Пасмурное небо стало светлеть, серые тучи расходились, открывая путь солнцу. Теплеющий воздух наполнялся звоном невидимых колоколов, пелись хоралы и всюду торжествовала жизнь. Те, кто умирал, наполнялись силой и поднимались, а те, кто уже умер, сыпались прахом.

Глядя на всё это, Сеятель улыбнулась и свистнула. На зов хозяйки примчалась лошадь, – пегая кобыла, тощая, измождённая, с жижей, капающей из ноздрей и беззубого рта, полуслепая, битая оводами, изъязвлённая. Женщина вскочила на облезлую спину Поветрия и поскакала прочь.

Тем временем потоки божественной благодати растекались, обращая грязь плодородным чернозёмом, взращивая на нём травы и цветы; фруктовые деревья поднимались посреди осени, и летние птицы пели на их ветвях. Охваченные благодатным духом люди смеялись и плакали, вознося хвалу Небесам, они шли среди деревьев, которые сами вкладывали сочные плоды в ладони страждущих, пили из хрустально чистых ключей, тянули руки к нежному солнцу и испытывали блаженство. Огонь многих тысяч душ разгорелся вновь.

Мессия окинул взглядом содеянное и увидел, что было это хорошо. Его тело казалось невесомым, почти не чувствовалось и не жило. Обадайя выжал себя без остатка этому чуду, истончился, почти исчез. Его веки опустились.

Глава 18

Ретроспектива.

Рогатый змей, оказался великолепным ездовым зверем. Он нёсся по горным дорогам и отвесным скалам вверх, перемахивая через реки и даже небольшие пропасти. Зиру рассудила, что привлекать к себе внимание гномов неразумно, уж слишком велика их сила на Хребте, поэтому днём моккахины искали убежище, а ночью вновь устремлялись в путь.

Скоро выяснилось, что время от времени фамильяр и его хозяин нуждались в подкреплении сил. Как поведал колдун, держать Рокурбуса столь большим и быстрым нелегко, на это уходит много тёмной гурханы. Чтобы пополнить запасы Эгидиусу подходила любая сильная негативная энергия, но лучше всего, разумеется, были жертвоприношения. Когда наступало время, Зиру посылала моккахинов на поиски подходящей добычи.

Для утоления голода, как правило, требовалось одно небольшое уединённое селение на несколько сотен душ, такое, что можно было опустошить его за ночь. Благо, в укромных уголках Хребта всегда можно было найти что-то подходящее.

Когда опускалась ночь моккахины выдвигались на штурм. Для них не были преградой никакие стены, никакая стража, эти убийственные тени существовали ради того, чтобы творить своё ремесло быстро и тихо. Они запускали колдуна внутрь, Эгидиус проходил к самому центру поселения, а там из тени его плаща появлялись Пустоглазые. Начиналась священная гекатомба. Твари нападали на жилища, вытаскивали добычу из тёплых постелей, тащили наружу. Всюду царствовал хаос.

Эгидиус был жесток со смертными, зачастую он выращивал чёрные «деревья» без листвы, которые хватали добычу, пронзали её и поднимали над землёй. Но не убивали. Медленная агония приносила больше пользы.

Каждый раз действо будоражило Зиру столь сильно, что она искусывала губы в кровь.