Дракон Нерождённый

Когда-то великий Шивариус решил, что его дочь обязана приносить пользу Ордену Алого Дракона. Поскольку магический дар обошёл её стороной, волшебник передал Зиру моккахинам, наказав обучить всем тайнам их ремесла. Убийцы справились великолепно, сказалась природная предрасположенность ученицы. Однако же, чего не понимал отец, чего не понимали наставники, – для неё акт лишения жизни был очень личным, очень волнительным переживанием, а не ремеслом. Зиру любила тот момент, когда тело жертвы напрягалось в предсмертной судороге, а потом обмякало бессильно и глаза теряли блеск. Это было самым интимным чувством, что ей доводилось испытывать. Не говоря уже о снах, которые она стала видеть после четырнадцати лет. О страшных… нет, о волнительных снах.

Сперва она боялась, но потом видения захватили её. Там Зиру ступала по земле, оставляя чёрные следы, видела руины великих городов и корчащихся в агонии смертных, упивалась их воплями. Сны позволяли ей быть свободной, терзать не только тела, но души, убивая детей на глазах у родителей, а родителей на глазах у детей, заставлять их поедать плоть друг друга в отчаянной попытке выжить. Сны показывали Зиру раскрашенный кровью мир с высоты великой горы костей; этот мир был пуст. Там она полностью владела лицом, и дышала спокойно, умиротворённо, зная, что ничего живого в Валемаре не осталось.

Захваченная этими мыслями, однажды она присоединилась к сбору гурханы и остановилась, лишь когда рядом некому стало кричать. Тело подрагивало, будто по нем блуждали маленькие молнии, кровь, покрывавшая её с головы до ног, была чужой; когти блестели от жира. Зиру тихо застонала; воспоминания о последних часах были размыты, почти ничего не достигло разума сквозь сладостный делирий бойни.

Эгидиус возвышался посреди разрушенного поселения, разрушенных жизней и судеб. Он опирался на посох Архестора и глядел снулым взглядом. Её лицо заволновалось, один спазм за другим коверкали и без того ужасный образ, частицы радужки растекались по склерам, пульсируя цветами, челюсти мелко постукивали от постоянно изменяющегося натяжения кожи. Оказалось трудно задавить этот тик.

– Кажется… меня… немного занесло… я… я…

– Были очаровательны, – сказал колдун.

– Очаро…

– Я наблюдал за вами, прекраснейшая госпожа, за тем, какая вы, когда свободны от эфемерных оков. Это было очаровательно. Я восхищён.

Они стояли друг перед другом, очень близко, пара отверженных, ужасающих и отвратительных существ; он, полный чужих страданий, и она, покрытая чужой кровью. Тогда Зиру впервые не чувствовала одиночества, которое преследовало её всю жизнь.

– Я готов отправляться в путь, прекраснейшая госпожа.

* * *

Так они добрались до одного из величайших городов-крепостей Кхазунгора, – сияющего Охсфольдгарна. На исходе холодного дня, в опускавшемся мраке Зиру и Эгидиус пришли в лавку с пустыми витринами. Старый гном сидел за прилавком, его лицо и руки были исписаны рунами; взгляд посуровел, когда госпожа убийц откинула капюшон.

– Что ты здесь делаешь, девочка-чудовище?

– Пришла заменить кое-что, старый грубиян, – проскрежетала она.

Казалось, в ужасном голосе тогда почти не было злобы.

– Хм, разве же я не снабдил тебя дополнительным комплектом?

– Он остался… далеко отсюда. И я знаю, что тебе было очень щедро заплачено за хранение ещё одного комплекта. Он мне нужен! Левая рука, если точнее.

Бородач вздохнул.

– Пойдём в мастерскую, сюда. Но тихо. Не хочу, чтобы жена видела вас, у неё слабое сердце.

Гном работал быстро и умело, так что вскоре все члены Зиру были на месте. Она ушла, не прощаясь.

– Этот нелюдь ковал все мои протезы, – скрежетала госпожа убийц позже, ступая по внешней стене города, – и присоединял их. Процесс всегда болезненный, даже если его проводит такой мастер, но он делал всё настолько хорошо, насколько это вообще возможно.

– Благодарю, что поделились, прекраснейшая госпожа. Я польщён вашим доверием.

– Пустое. Пора отправляться, мне не терпится скорее достичь Индаля.

* * *

Отряд спустился на равнину и стал двигаться по обширному краю, известному как Вольные Марки.

Зиру поменяла прежний уклад, ибо в краю, где правили вампиры, ночью следовало прятаться, а днём, – странствовать. Рокурбус двигался стремительными рывками, а госпожа убийц могла ближе изучить эту необычную страну.

Поселения в Марках казались ненастоящими. Слишком много симметрии, слишком идеальная чистота, слишком одинаковые люди. Одинаковые постройки, одинаковое устройство улиц, форма крепостных стен. Живые обитатели, безукоризненно чистые, облачённые в одинаковую одежду, одинаково ходили в ногу, и весь этот уклад был продиктован природой господ.