– Я не бросаю тебя. Мы разлучаемся, но я тебя не бросаю. Лаухальгадна, друг, подкатись ближе.
– Мря?
– Я даю тебе ответственное задание, оставайся рядом с Райлой, оберегай и защищай её как зеницу ока, пока мы вновь не встретимся.
– Мря? Мряу-мря? – кошачьи уши растерянно подрагивали.
– Никого надёжнее тебя в этом мире нет, и никому иному я не доверил бы столь ответственной миссии.
– Мря… Мря! Мря-я-а-а-а! Мря! – Улыбка блеснула крупными зубами.
– Спасибо, друг. И ты тоже, – Майрон аккуратно отделил живую манжету от рукава, – видимо, я всё же опять оставляю тебя. Прошу, позаботься о Райле, и прости меня если сможешь.
Мимик задрожал всем телом, изменил структуру и превратился в нож с навершием в виде головы ворона, точь-в-точь как тот, что уже был на поясе охотницы.
– Не надо, – шептала она, глядя с мольбой, – пожалуйста…
– У меня нет иного выбора, – лицо Майрона исказил спазм, – или я его не ищу. Райла, возможно, сейчас я совершаю страшную ошибку, бросаю любимого человека ради пустышки, лжи, иду в ловушку некоего рода… но если есть хоть один шанс, что Обадайя действительно в опасности, а я не попытаюсь помочь ему… Я ухожу потому что этот мальчик превыше меня и тебя. Он превыше всего, потому что его Дар может исцелить мир, потому что его доброе сердце может… – ему было безумно стыдно, но Майрон Синда не стал порочить миг искренности ложью, – …исправить то зло, что я натворил. Вот так, Райла, я растил его из корыстных побуждений, с надеждой, что возмещу Валемару всё содеянное, через этот великий подарок. Если он погибнет, значит, всё было зря, а я ненавижу, когда зря. Я ненавижу это больше всего на свете… Не говоря уж о том, что я люблю этого ребёнка.
Он умолк, сомкнул веки, не в силах смотреть ей в глаза. Она больше не молила, а лишь плакала. Он с усилием поднялся, провёл ладонью по скальпу, на котором не осталось волос после удара молнии, повернулся и пошёл прочь.
Грандье Сезир молчала, следя за сценой. Она прожила многие века, увидела и узнала больше чем кто-либо, и ничто не было для неё новым или удивительным. Однако же невзирая на это, даже под гнётом вечности, ей удалось не омертветь в душе, и сейчас древняя искренне жалела их, этих смертных, что живут меньше вздоха, но успевают испытать всю гамму чувств прежде чем распасться прахом. Им так больно.
– Ты не поверишь мне сейчас, девочка, – сказала Грандье, – но поймёшь потом, что это к лучшему.
Майрон шагал всё быстрее и шире, у него появилась новая цель и он стремился к ней.
– Ты не готова играть с ним в одну игру, – продолжала Грандье, – я знаю о чём говорю. Эти старые глаза видели воинов, магов, иных одарённых, самых разных. Сейчас он будет творить дела, которые только ему по плечу, и противостоять другим столь же сильным. Была бы ты рядом, девочка, тебя перемололи бы в кровавую кашицу, искрошили бы в пыль, сожгли бы до белого пепла. Такие как ты сейчас не творят судеб мира и не участвуют в больших событиях. Но я смогу помочь тебе это изменить, если захочешь.
– Оставь её, глупая старуха, – вздохнул Хранитель Истории, – дай погоревать вдосталь.
Райла смотрела вслед Майрону. Когда держаться не осталось сил, она издала пронзительный первобытный крик, но он уже не слышал. В голове отрёкшегося мага гремели слова:
Майрон выправил дыхание и перешёл на бег, ринулся по бескрайней равнине Ирийад чёрным вихрем.
Этим утром, когда над снегами простиралась туманная зыбь, а морозный воздух грыз суставы, кардинал Родриг дю Тоир стоял на коленях перед алтарём Молотодержца и молился. У него оставалось немного времени для приватного общения с Господом-Кузнецом, и надо было воспользоваться этой возможностью с толком.
Десятки тысяч людей окружили Астергаце сплошным кольцом, лишь немногие из них являлись дисциплинированными солдатами, прочие, – обыватели, жители сожжённых городов и деревень; отмеченные Пегой, получившие второй шанс; пилигримы, флагелланты, ищущие странники, прочий сброд. Всем этим нужно было руководить, постоянно держать немыслимые орды в подчинении, укреплять их веру проповедями, Литургиями, вовремя обеспечивать пищей, водой, топливом, и, разумеется, контролировать золотарей. Первое, что постигает полководец, получая армию в управление, – без золотарей всё это начнёт дохнуть от боевого поноса раньше, чем на горизонте покажется противник.
Кардинал был могуч, но и он уставал, не спал сутками. Сейчас, наконец-то, выдалась минута для одиночной молитвы, какое же блаженство!