Дракон с отрезанными крыльями

Нет, все-таки у этой девчурки ума точно было больше, чем у удочерившей ее женщины. Она-то все и выложила Тиле, мигом смекнув, что именно от него зависит безопасность Армелона и его жителей. Это раньше все заботы лежали на градоначальнике, а с появлением дружины полномочия распределились между ее командиром и главой города, и Тила даже сейчас обладал не меньшей властью, чем его преемник. И уж точно большим рвением и способностью защитить сограждан.

Он давно уже настропалил крепостную охрану на задержание подчинивших ящера братьев, дав им подробное описание их внешности, вытребованное у Дарре. А после приезда Джеммы с матерью да в преддверии ярмарки усилил меры безопасности до предела. Без его личного согласия теперь и мышь сквозь крепостные ворота проскочить не могла. Все орудия были приведены в боевую готовность на случай попытки братьев натравить на Армелон своих драконов: кто там знает, как Энда защиту города воспринимает? Может, сочтет подобную угрозу недостаточной для своего вмешательства? А может, братья какую-нибудь хитрость замыслят: судя по всему, перламутровый дракон им был жизненно необходим, иначе они рисковали лишиться прежней власти над ящерами, как только закончится зелье.

Могла ли Джемма теперь чувствовать себя в безопасности? Никто этого не знал. Все лучше, чем под Хантесвилем, где единственной хрупкой защитой могла быть ее мать.

Дарре пока так и не понял, как ему относиться к этой женщине. С одной стороны, она была соучастницей его мучителей: вольной или невольной — это оставалось на ее совести. С другой — она взяла под свою опеку дракона и, кажется, даже искренне полюбила его, рискуя собственной жизнью ради его благополучия. Все в жизни так или иначе ошибаются: вот и Дарре по юности лет презирал людей как низших существ и, не попади в беду, вполне возможно, со временем принялся бы опустошать окрестные поселения, наводя ужас одной своей тенью. Просто потому что так испокон веков было принято у его племени, как у людей было принято бояться и ненавидеть драконов.

И все же эта женщина смогла взглянуть на мир другими глазами. А Дарре страшно не хотелось тратить эмоции на мысли о мести, тем более что любое его слово могло сделать юную розовоглазую девчурку несчастной.

Почему она вдруг так прикипела к Дарре, хотя никогда раньше его не видела, объяснить было невозможно. Даже драконьим происхождением — те, как и люди, относились друг к другу весьма по-разному: кто с любовью, а кто и с неприязнью. Однако Джемма, казалось, приняла Дарре как самого родного. Мог ли он после этого отплатить ей черной неблагодарностью?

А вот Айлин отнеслась к ее матери самым однозначным образом, мигом возненавидев за былые мерзости. И пару ласковых высказать не постеснялась, несмотря на попытки отца ее унять, и потом при встрече всякий раз обжигала предупреждающим взглядом и — случайно или нарочно — пыталась прикрыть собой Дарре, опасаясь, очевидно, за его хрупкое душевное равновесие. Вот как сейчас, явно решив, что Дарре при взгляде на помост вспомнил клетку и укротителя. Потому и заглядывала так преданно в глаза, пытаясь найти там признаки боли и паники, потому и старалась об иллюзионисте рассказать, чтобы отвлечь от мрачных мыслей.

Да только не было их больше — прежних. А если и вспоминал Дарре о событиях шестилетней давности, то совсем по иному поводу.

— День в день, — с мягкой улыбкой проговорил он и, притянув Айлин к себе, уткнулся в пушистые волосы на ее виске. — На тебе было неприметное темное платье и косынка, и ты совершенно сливалась с толпой, даже когда к помосту кинулась. А потом… Эти сумасшедшие огненные локоны, рассыпавшиеся по твоим плечам... И я просто пропал…

— А у меня в груди так стукнуло, что я даже вздохнуть не могла, — затрепетав от его признаний, прошептала Айлин. — Еще когда ты драконом был и я даже не знала, какой ты на самом деле. Наверное, боги так предупреждали, а я не вняла…

— Я бы все равно не поверил, — виновато усмехнулся Дарре. — Я же сразу решил, что богам снова посмеяться захотелось. Что они поманят счастьем и отнимут, как всегда отнимали. До смерти боялся тебя подпустить… А сам… Каждый раз с ума сходил, когда тебя видел…

Айлин закинула руки ему на шею, нисколько не стесняясь наводнивших площадь горожан. Какое ей было дело до всех этих людей, когда Дарре говорил такие необыкновенные вещи? Душу раскрывал, словно не желая, чтобы между ними оставалась хоть толика неопределенности и недосказанности.

— А я сходила, когда тебя не видела, — без тени насмешки ответила она. — Сама не понимала, почему так извожусь, уверенная, что знать тебя не желаю. А после поцелуя нашего первого… — она зарумянилась, отвела взгляд, приникла к его груди. — Ты каждую ночь мне снился. Я думала, из-за вины. А как встретила тебя снова, как посмотрела тебе в глаза… — Айлин коснулась губами его плеча. — У тебя глаза невозможные: я себя забываю, когда в них гляжу… И до сих пор поверить не могу… что нужна тебе…