Дракон с отрезанными крыльями

— Мы же не одни будем, — заметила она, чтобы успокоить бдительного Эрика. — Смотри вон, сколько ребят подтянулось: почти вся ватага Вилхе. С ними никакой иллюзионист не справится. Да и что ему от детей может понадобиться? Денег у нас нет. А в случае чего его и из города не выпустят. Так что не вижу поводов для паники.

Но Эдрик, упрямо ковыряя башмаком землю, все равно остался на месте, да еще и Ану попытался уговорить последовать его примеру.

— Давай я лучше у отца попрошу книгу по этому ремеслу раздобыть, — предложил он. — Папа сможет, у него везде связи.

Ана задумчиво посмотрела на товарища, начиная склоняться к этому предложению. Не потому, что поверила предостережениям Джеммы, а потому что почувствовала, как для Эдрика важно именно ее, Анино, одобрение. Но в этот момент Эдрик добавил:

— Или у Джеммы спросим: если она невидимой в образе дракона может становиться, наверное, и другие фокусы знает…

Ана фыркнула.

— Значит, бросаешь меня? — вызывающе спросила она и, разозлившись на то, что Эдрик предпочел ей другую, решительно зашла в шатер.

И тотчас же почувствовала, как чья-то рука прижала к ее лицу влажную тряпку.

И обмякла, погружаясь в разноцветье нереальности…

Глава тридцать пятая: Сорвавшийся план

Тила в отчаянии смотрел на парящего недалеко от стен Армелона дракона и понимал, что впервые в жизни он не способен придумать никакого плана для исправления ситуации. Потому что там, в удерживаемой драконом клетке, были оба его сына, и в голове отказывались формироваться хоть сколько-нибудь связные мысли, подавляемые паникой и ощущением полной безысходности…

Город проснулся сегодня от громогласно рева и содрогнулся в едином порыве, когда увидел силуэты двух ящеров в опасной близости от Армелона. В лапах первого — невеликих размеров, лазурно-синего цвета — болталась клетка. На спине второго — огромного серебристо-белого ящера, закрывавшего собой половину неба, — восседал собственной персоной сын градоначальника. Он и огорошил горожан новостью, одну половину повергнув в ужас, а вторую заставив припомнить все имеющиеся в арсенале проклятия.

— У меня к вам очень выгодное предложение, — прокричал Кён в рупор, нисколько не скрывавший издевательского превосходства в его голосе. — Двенадцать маленьких бездельников в обмен на двух — согласитесь, это очень щедро, особенно когда один из них дракон! Не стал бы вас беспокоить в такую рань, но, боюсь, вон та синяя тварь не сможет долго держать клетку, а там, если я не ошибаюсь, сыновья моего многоуважаемого командира — прошу прощения, бывшего командира, — и одна белобрысая забияка, занявшая место своего брата за причиненные им мне неприятности. Вряд ли они переживут падение с такой высоты, а потому предлагаю поторопиться с выполнением условий. Мои товарищи желают получить перламутрового дракона. Мне нужна лишь дочь нашего остроумного доктора и сто тысяч рольдингов: всего по двадцать с человека — не слишком высокая цена за жизни ваших детей. После выполнения условий мы отведем ящеров и покинем ваш гостеприимный город навсегда.

Тиле еще хватило сил запретить Айлин приближаться к стенам Армелона.

— Он не отдаст ребят, — сдавленным, совершенно бесцветным голосом выговорил он. — Только получит еще одного заложника для полноты коллекции.

Тила не помнил, как оказался возле главных ворот, где к тому времени обосновались все неравнодушные горожане. Он за какие-то минуты провернул кучу дел: передал почти бездыханную от ужаса жену Эйнарду, поручив тому заботу о ней и охрану Айлин; угомонил зашедшуюся в крике мать Джеммы, угрожающую обездвижить каждого, кто рискнет прикоснуться к ее дочери; поднял дружину по боевой тревоге, но самого главного сделать не смог. Он оказался не в состоянии придумать, как помочь сыновьям, болтающимся сейчас между небом и землей, считающим мгновения до своей гибели и страстно желающим, чтобы родители нашли способ их спасти.

Хедин боялся высоты до смерти. Он совсем мальцом забрался на верхушку дерева, а слезть не смог, просидев там несколько часов, покуда охотники его не обнаружили и какими-то правдами и неправдами не спустили вниз. Хедин так и не признался тогда, что ему понадобилось наверху, но с тех пор, едва оторвав ноги от земли, начинал паниковать и перестал владеть собой. И Тила даже представить себе не мог, что чувствовал сейчас его старший сын, надеясь только, что тот не наделает глупостей и не урежет и так слишком короткий срок. Потому что Эдрик точно не сможет ни образумить, ни удержать брата: слишком хрупким и слабым он был — любимый сын, доставшийся им женой невероятно дорогой ценой.

Ильга, нося Эдрика, подцепила в госпитале какую-то нездешнюю болезнь. Ее лихорадило днем и ночью, но она отказывалась принимать лекарства, боясь навредить ребенку, и Эйнарду пришлось сделать доросово рассечение на восьмом месяце беременности, чтобы спасти жизнь хотя бы сестре.