Дракон в свете луны

А потом Лан запела хриплым надрывным голосом, вплетая в слова древнего языка и молитву, и старые заклинания, и вокруг камня поднялся ветер и заплясал огонь. Когда Сон Йонг открыла глаза и закричала, Нагиль почувствовал, как с него живьем сдирают кожу. Он сцепил зубы, прокусил губу до крови — и все-таки не выдавил из себя ни звука.

Поднимался ураган, бурлила рядом река, нечеловеческим, звериным голосом завывала Лан. Сон Йонг вцепилась в тело Нагиля когтями и распахнула рот с раздвоенным языком, намереваясь проглотить его сразу и целиком.

Сон Йонг, отчаянно думал Нагиль, пока она вытягивала из него и кровь, и силы, и саму душу.

Йонг.

— Помоги-и-и, — захрипело в агонии над самым ухом Нагиля существо — почти человеческим женским голосом.

Он открыл глаза, все еще не чувствуя собственного тела от боли, безграничной и бесцветной, и увидел лицо Сон Йонг, широко распахнутые глаза, влажную липкую кожу на лбу и скулах. У нее были человеческие зрачки — круглые, занимающие почти всю радужку.

— Вернитесь, госпожа Сон Йонг, — сипло выдохнул Нагиль. Вернитесь ко мне.

Она рвано втянула ртом воздух, пахнущий всеми травами одновременно, и дымом и гарью, и кровью и кислым потом, — и из ее настоящих глаз полились слезы.

— Забери его, — взмолилась она, — забери, мне больно.

Нагиль представил, как сила, что не вмещается в ее ломкое тело, стекает в руки с когтями и вливается через открытые раны на его плечах и спине в него. Металл подавляет Дерево, он знал это, но Лан не сказала, что Металл убивает девушку, а теперь видел это, чувствовал каждым слоем своей голой, влажной от крови кожи. Он должен был помочь ей, даже если не понимал, как.

— Выбери меня, — попросил он, произнес одними губами, не осознавая, говорит ли вслух или просто думает об этом. Выбери меня, это просто, Сон Йонг. Тебе не придется испытывать боль, если чужеродное ци перетечет в того, кто уже владеет подобной силой.

Руки Сон Йонг сильнее стиснули Нагиля, но когтей он больше не чувствовал — только мокрые тонкие пальцы девушки. Исчезала чешуя с шеи и рук, возвращались на место сдвинутые обращением кости и срастались мышцы. Нагиль ощущал, как девушка отдает ему больше, чем он должен вмещать в себе, — и больше, чем должна бы она.

— Сон Йонг, — позвал Нагиль в страхе. — Прекрати это, Йонг!

Вовремя вмешалась Лан: резко оборвала свою песню, подскочила к камню и оторвала прилипшее тело девушки от Нагиля. Он горел и плавился, и покрывался инеем одновременно, и рвалось на две неравные части нутро.

— Дыши, ёнг! — приказала шаманка, и он задышал — глубоко, резко, втягивая ртом внезапно посвежевший, холодный воздух.

Госпожа Сон Йонг упала в ноги Лан, вновь потеряв сознание. Нагиль переживал второе рождение, не понимая, сможет ли очнуться поутру и быть собой, а не зверем.

* * *

Йонг выныривала из тяжелого мутного омута, глотала ртом теплый воздух, и ее снова уносило на самое дно. Дно чего? Она не знала, находится ли в море или по ту сторону жизни, не чувствовала тела и его потребностей — ни пить, ни есть не хотелось, даже о дыхании приходилось напоминать себе через раз.

Она помнила, что с ее рук и плеч слезла кожа, а ноги превратились в змеиный хвост, но теперь это не вызывало ни страха, ни боли, не злости. Даже смерть Вон Бина — его бледное лицо с брызгами крови так и стояло у Йонг перед глазами — теперь стала воспоминанием и потускнела. Эмоции из Йонг кто-то высосал, иссушил сердце и сделал ее безучастной и безропотной. Ей было прежде так больно и она так молила о прекращении этой боли, что вызвала, должно быть, древнего духа, змею из зодиакального цикла, и та оборотила страдания пустотой.

Если бы Йонг пожелала, она провела бы в беззвучном и безграничном омуте годы и годы. Она смотрела, как ночи сменяются днями, как луна и солнце борются за власть над небосводом в своем вечном цикле, как звезды рождаются и умирают далеко-далеко от Земли. Ее жизнь и жизнь каждого, кто населяет планету, казалась крохотной и незаметной, и Йонг думала: «Вот оно. Люди искали смысл жизни вокруг себя, а он всегда был внутри. Нет ничего важнее Великого цикла, но Великий цикл — не только смена стихий в кругу Лазурного Дракона. Это смена времен года, дня и ночи, человека прошлого и будущего».

Это я-ребенок и я-подросток, я-взрослый и я-старик, преисполненный опытом. Мы проходим Великий цикл, каждый по-своему, и начинаем его заново, круг за кругом, год за годом, пока живем, от рождения и до самой смерти.

Мы и Лазурный Дракон, и Алый Феникс, и Желтый Единорог, и Белый Тигр, и Черная Черепаха. Если мы живем в гармонии с собой, Великие Звери помогают нам. Они не отвернулись и не ушли в недра гор или на дно морей, они остались жить в нас и присматривают за нами. Каждый день. Год за годом. Живут в каждом из нас.