Дракон выбирает судьбу

– Прекрасный пример того, как можно дать и не дать, – сказал Андреа, и Джемма вдруг подумала, что это звучит двусмысленно. – Это правда, что Эттинер сам сложил свой погребальный костер?

Вчера Гилберт говорил со старым ящером, и тот не собирался умирать. Его заставили – сейчас Джемма в этом не сомневалась.

– Правда, – ответила она. Андреа дотронулся до ее волос, пропустил прядку между пальцами – прикосновение было нежным, почти любовным, и Джемма сказала себе: “Гилберт”, но за именем не было ничего. Просто набор звуков. – Я была у его дома, он… поджег дом, а потом рухнул в огонь.

Андреа усмехнулся. Отошел к столу, на котором стоял кофейник, взял чашку. “Что я так трясусь? – сердито подумала Джемма. – Он не делал мне ничего плохого. И не сделает”.

– У тебя в сумке капли карвайна, – невозмутимо произнес Андреа, и Джемме захотелось провалиться на первый этаж. – Достань, пожалуйста.

Карвайн, вот как это называется. Не чувствуя пальцев, Джемма извлекла пузырек, который ей дал Гилберт, поставила на стол. Андреа плеснул себе кофе, покосился в сторону пузырька и понимающе усмехнулся.

– Это разработка на основе сыворотки правды, – объяснил он. – Такое количество остановит мне сердце, а я этого не хочу. Зачем, Джейм?

– Как ты понял, что оно там? – спросила Джемма. Андреа должен был рвать и метать – а как еще себя вести, если человек, которому ты доверяешь, приносит яд? Но он выглядел беспечным, словно сейчас не пил кофе в своем офисе, а лежал где-нибудь на пляже.

– Чувствую запах. Однажды меня пытали карвайном, – ответил Андреа, и Джемма решила не уточнять, где и когда это было. – Не хочу повторения, не самая приятная вещь. Что ты хочешь узнать, Джейм? Вернее… что хочет узнать твой муж?

Все это было так похоже на светскую беседу, что Джемма подумала: надо успокоиться – и не смогла. Все в ней сейчас летело в разные стороны, как груда листьев, по которой ударила метла дворника.

– Он считает, что вчера ты его обманул. Ты драконоборец, который все-таки смог скрыть свою метку, – промолвила Джемма. Она знала, что надо говорить правду – иначе Андреа выплеснет карвайн в ее чашку и заставит выпить. – Он сказал, что это просто проявит твою суть. Три капли.

Андреа понимающе кивнул. Отставив кофе, он прошел к столу Джеммы и протянул ей руку, словно приглашал танцевать. Она вдруг поняла, что дверь в офис закрыта, и пришло еще: никто сюда не войдет, пока Северный Ястреб не разрешит.

– Моя суть, – вздохнул Андреа. – Хорошо.

На его руку пришлось опереться. Джемма поднялась из-за стола, Андреа опустил ее ладонь на расстегнутый воротник своей светлой рубашки.

– Давай, – сказал он. – Давай, проясняй мою суть. Сними эту тряпку и посмотри сама.

По щекам плеснуло румянцем, в ушах зашумело. Что ж, именно это и должно было случиться вчера вечером – после горящего человека у фонтанов, после признания Сибиллы о ребенке, после поцелуя в изумрудных сумерках сада. Андреа приехал с Джеммой в “Мяту” с простыми и понятными целями, вот только Гилберт ему помешал.

Он улыбнулся, но глаза сделались непроницаемо темными. Джемме почудилось, что у нее под ногами раскрылась пропасть.

Она падала во мрак – и пальцы расстегнули сперва одну пуговицу, потом вторую. “Это не я, – беспомощно подумала Джемма. – Это он играет мной. И так же он играл с Гилбертом в тот вечер. И так же заставил старого Эттиннера сжечь себя заживо”.

Третья пуговица выскользнула из прорези. На шее Северный Ястреб носил золотую цепочку – на ней болталась монета в десять лир, и у Джеммы еще хватило собственного сознания, чтобы зацепиться за нее и спросить:

– Что это?

– Остатки компенсации, которую мне дали за смерть Шарлотт, – негромко откликнулся Андреа. Вынул запонки из рукавов – они звякнули, ложась на столешницу. От него веяло хорошим одеколоном и пламенем, идущим через мир. Он был переполнен огнем, он горел, не сгорая.

Четвертая пуговица. Руки отяжелели, сделались чужими. Это было жуткое ощущение – Джемма была пилотом, который не мог покинуть сломанный корабль и сейчас в отчаянии смотрел на все со стороны.

Ее руки легли на плечи Андреа и повели по ним, снимая рубашку. Его кожа была горячей – огонь поднимался изнутри, из самых тайных глубин, и опалял ладони Джеммы, словно ставил на них печати. Рубашка слетела на пол, и Джемма невольно подумала: он сильный. Сильный и красивый мужчина, который похож на античного героя – и ей приятно смотреть на него, и хочется к нему прикоснуться.

От этой мысли огонь подступил к глазам. “Гилберт…” – беспомощно подумала Джемма, пилот в лайнере, потерявшем управление. Она пыталась сопротивляться. Она видела крошечную себя и билась, пробуя освободиться. Сбросить с себя эту вязкую покорность марионетки, снова обрести волю…

Это было жуткое, безумное ощущение. Должно быть, именно так старый Эттиннер вышел во двор своего дома и обратился – а потом поднялся, выдохнул огонь и рухнул в него.