Драконьи танцы на битом стекле (СИ)

— Ничего. Надеюсь, последующие будут лучше. — Убежденно произнес палач и вернулся к своим, где, среди палачей вышагивал в образе человека Эр и уже откровенно волновался из-за его отсутствия рядом с собой. Не очень-то уютно одному среди совсем посторонних людей, точнее масочников, в жутких, носатых масках.

А к Ставрасу поближе подобрался Шельм.

— И долго нам так идти? — перекладывая в другую руку бумажный фонарик, чтобы иметь возможность обнять своего ненаглядного шута, поинтересовался лекарь, склонившись к самому уху.

— До Дома Советов, — пробормотал тот, с удовольствием прижимаясь к теплому боку своего дракона.

— Ясно, — отозвался лекарь, прижимая его еще ближе. — А что будет потом?

— Сначала комедия, — шут улыбнулся, глядя в вечернюю даль, расписанную в алые тона заходящим солнцем. Тут его улыбка сделалась лукавой, на лице проступило предвкушение, — А потом мой танец.

— А что за девушка будет с тобой танцевать? — Подыграл ему лекарь, прекрасно заметив косой, заинтересованный взгляд синих глаз.

— Изабелла. Но с чего ты взял, что это будет именно девушка? — лукаво прищурившись, невинно полюбопытствовал Шельм.

Ставрас нахмурился.

— Ты хочешь сказать…

— У нас нередко женские маски носят мужчины, а мужские женские, поэтому мы так спокойно относимся к однополым союзам. — Ответствовал Вольто, поправив свою безликую маску, которую он собирался сменить на арлекинью, лишь вступив в круг танца масок.

Дракону же пришлось подавить в себе острое желание стянуть с лица выделенную ему, как приглашенному немасочнику, особую маску, внешне напоминавшую коломбину, но без украшений, простую и гладкую, закрывающую лишь глаза. У него она была серебристого цвета. Почему именно такого? Ставрас не узнавал. Просто Шельм сказал, что эта маска на время карнавала его, и дракон не нашел причины с чем-либо спорить. Принял и надел. И вот теперь она ему мешала. Хотелось сорвать её с лица и продемонстрировать этому ветреному мальчишке, как возмущает его этот легкий, почти игривый тон. Но он сдержался. Необоснованная ревность еще не повод портить окружающим праздник, так ведь?

А чуть поодаль, позади них, тоже в колоне семейства Икуф, шли Тай и Лий, отчаянно косящиеся друг на друга, но пока не спешащие заговорить. Первым не выдержал Арлекин, облаченный в зеленый ритуальный наряд, с пуговицами в виде масок, которые в момент переодевания весьма заинтересовали Лия. Он даже подошел и осмелился прикоснуться. Тай замер как вкопанный. На самом деле в последние дни их отношения стали более чем натянутые. Оба знали причину, оба боялись произнести её вслух, заговорить. Поэтому такое поведение со стороны Савелия Белоголовника весьма смутило. Он даже дыхание затаил, обнаружив своего человека так близко от себя. А потом Лий поднял на него взгляд, все еще касаясь указательным пальцем пуговицы у него на груди, и они замерли друг напротив друга. Тай мысленно взмолился, не сразу сообразив, о чем просит. "Ну, давай же! Ну, скажи же что-нибудь!" Но Лий смущенно отвел глаза, отдернул руку и отступил.

Дальше одевались молча. Причем, даже когда Савелию понадобилась помощь с костюмом, в котором он немножко запутался, он ушел к Вольфу, не рискнув побеспокоить Мяту, у которой в тот момент находился Дормедонт. А Тай остался наедине с их все еще безымянной, черной малышкой и своими мыслями, которые отчаянно путались, но все дружно вертелись вовсе не вокруг карнавала, а одного единственного человека. Но, разве зеленый арлекин мог ему в таком сознаться? Конечно, нет. Гордый, своенравный, юный. Достоинства? Возможно. Но отчего тогда в их случае все это кажется лишь недостатками?

Тай не знал, как заговорить с Савелием о сложившейся ситуации. Как принято у арлекинов, с шуткой за пазухой и самоиронией в сердце, боялся. С Савелием такой номер мог бы не пройти, а оттолкнуть его еще больше юный арлекин не желал. Поэтому шли молча, а потом Тай не удержался, шагнул к Лию вплотную и соприкоснулся с ним плечом. Не толкнул, нет, просто пошел совсем близко к нему. И оказался вознагражден. Нет, человек не повернул в его сторону голову и ничего не сказал. Он просто нашел его руку, зажатую между ними, и переплел его пальцы со своими. У Тая непроизвольно вырвался прерывистый вздох. Но, стоило пальцам Савелия вздрогнуть, как мальчишка-масочник вцепился в его ладонь мертвой хваткой, не позволяя отстраниться и вырвать её. Савелий сглотнул. Тай, смотревший сейчас только на него, видел, как дернулось его горло. Ему самому было не по себе от всего происходящего между ними. Было и страшно, и муторно, и в тоже время счастливо. Не один. Больше не один. Навсегда. Ведь узы запечатления разорвать можно лишь в смерти. Не это ли счастье для арлекина, обреченного самой маской на вечное одиночество, скрытое за вуалью шутки?

— Я люблю тебя, — неожиданно для себя прошептал арлекин.