Драконьи танцы на битом стекле (СИ)

И человек запнулся на полушаге. Не ответил. Но Тай и не ждал ответа, повторяя про себя одним словом — "Люблю. Как друга люблю, как самого близкого человека. Люблю". И малышка-драконыш, старательно вышагивающая рядом с ними сбоку от Лия, повернула в их сторону голову и курлыкнула тихо-тихо, чтобы не нарушить торжественности почти безмолвного шествия. И Савелий услышал, о чем думал Тай. И снова промолчал, не передав через драконыша ничего в ответ. Арлекину стало грустно. Но он, уже по привычке, которая рано или поздно вырабатывалась у всех арлекинов, спрятал боль поглубже в сердце, игриво толкнул Савелия плечом и жарко выдохнул на ухо.

— Я пошутил, идиот! А ты поверил?

— Да. Потому что я не шучу, — неожиданно отозвался тот, резко повернулся к нему, с силой сжал руку и склонился, коротко поцеловав.

Тай дернулся, словно обжегшись. А Савелий снова устремил свой взгляд вперед, на спины идущих перед ними старших представителей семейства Икуф. И больше ничего не сказал, не видя, как отчаянно его масочник кусает губы, как бешено бьется жилка пульса на шее под воротником. И, конечно же, он не мог слышать, как безудержно бьется в груди сердце Тая.

Белоголовник не знал, что так бывает. Раз и все. И ты уже влюблен. Не в друга, в человека, ближе которого у тебя никогда не было и уже не будет, даже если ты выберешь когда-нибудь себе женщину и обменяешься с ней масками. Никогда. Страшное и такое обманчиво сладкое слово. Но как же оно манит, как же настойчиво притягивает душу!

Семейство Шлим точно так же, как Икуф, в силу своей многочисленности и особого, привилегированного положения, вышагивало отдельной колонной, но чуть в стороне. Во главе ее ступали Корнелиус и Арно Шлим, за ним шли их дети и внуки, а рядом, можно сказать, рука об руку, ступали король и королева. Палтус сам вызвался, когда ему представили главу семейства Шлим, быть приглашенным на карнавал именно Гибискусом. Почему? Элементарно. Как не крути, но король Драконьего Королевства, все еще оставался королем, поэтому выбрал Шлимов в первую очередь по политическим соображениям. Ведь именно к их семье принадлежал всем известный Лютикмилш, который напал на Дабен-Дабен, цыганский город. Так же еще несколько заговорщиков принадлежали именно к этой семье, хоть и к отдаленной её ветви. Поэтому Палтус своим решением выказывал редкостное доверие и открыто демонстрировал, что никто в Драконьем Королевстве зла не таит. К тому же, опять-таки, он настоял на том, чтобы пригласили только их с Камбеллой и Донта, который свое приглашение получил даже раньше королевской четы. И никакой вам группы поддержки в виде Королевской Гвардии в полном составе. Конечно, в официальной версии говорилось, что король всецело доверяет Совету Иль Арте, и это решение, ехать на территорию масочников налегке, тоже сопровождается исключительно политическими мотивами. Но на самом деле это было не совсем так. Просто король решил устроить себе небольшой отпуск. К тому же, здесь присутствовало столько драконов, что опасаться за свою жизнь было не совсем правомерно. Поэтому король и королева, скрывая лица под такими же масками, которую надел на себя Ставрас, шли рядом с Арно и Корнелиусом, изредка интересуясь у тех дальнейшим ходом сего действа. А позади медленно, не торопясь, вышагивали Мята, держащая под руку Дормидонта. И где-то слева от них, неся на руках белую дракониху, шел Вольф, а за ними уже все остальные представители славного семейства.

Кэт улыбалась. Тепло, почти с нежностью. За этот неполный месяц она очень сильно повзрослела. Не внешне. Нет. Она осталась все той же совсем молоденькой девушкой, а внутренне. Появилось в ней некая степенность, уверенность. А дерзость, перенятая у друга-арлекина, отошла куда-то вглубь. Затаилась. И обитатели Драконария знали, кто всему виной. Дормидонт — это он так на нее повлиял, точнее их роман, который изменил и самого гвардейца. Он словно бы очнулся ото сна. Стал чаще улыбаться, а уж о тех взглядах, которыми он порой одаривал свою юную возлюбленную и говорить не приходилось. То время, что они провели вместе, показало, как они подходят друг другу, как дополняют. И лишь тяжелые взгляды Корнелиуса, который пока никак не мог решиться разрушить счастье любимой внучки, омрачали их любовь. Почему? Потому что старый масочник, в отличие от окрыленных любовью Мяты и Донта, никогда не забывал, что такой союз обречет юную Скарамуччу на бесплодие, ведь общих детей у масочников и людей никогда не рождалось. Никогда. Страшное слово. В этом случае очень страшное. Но пока любовь не была омрачена им, пока эти двое были счастливы.