Драконьи танцы на битом стекле (СИ)

— А как, по-твоему, чувствует себя дракон, которого отсекают от его человека?

— Кто мог такое сделать? — спросил Шельм.

— Уж точно не я! — тут же рыкнул Томассо и выразительно посмотрел на Арно. А потом как-то весь осунулся, потому что увидел полное недоумение на лице масочника. Взял себя в руки и бросил Ставрасу.

— Погуляйте пока где-нибудь поблизости. Мы тут сами попробуем разобраться.

— Но…

— Шельм, идем, — Ставрас взял за локоть попытавшегося вмешаться Ландышфуки, но тот уперся, высвободился и шагнул к Томассо. — Он сплел для себя удавку мертвеца. Тот же поводок кукловода, но набрасывается на шею масочника либо им самим, либо кем-то, близким по крови. — Он сделал паузу, бросил взгляд на стоящего в стороне Арно и снова посмотрел на Томассо. Тот очень медленно спросил:

— Зачем?

— Последний дар умирающему. Удавка облегчает боль.

— И убивает?

— Нет. Просто дает умереть спокойно. Арно не умирает, не надо делать такие страшные глаза, просто… ему больно. Вряд ли меньше, чем тебе. И это, конечно, идеальный выход в нашей ситуации, почувствовав недомогание, отсечь себя от боли и шагать налегке.

— Я понял. — Глухо сказал Рамират и, повернувшись лицом к своему масочнику, бросил им через плечо, — Уходите.

Когда за спинами Ставраса и Шельма перестали шуршать кусты, дракон снова сосредоточил все свое внимание на масочнике. Тот устало привалился спиной к очередному дереву и прикрыл глаза.

— Если это сделал я, то не специально, — произнес он негромко, словно ему было трудно говорить.

Рамират подобрался ближе. Встал напротив.

— Как это ощущается? У меня, например, адски ноют зубы.

— А у меня… — начал Арно и вдруг, отстранившись от дерева, стал раздеваться. Рамират следил за его действиями с любопытством, но шутить на эту тему не стал. Не дело это, когда человеку больно. Точнее, масочнику, но это уж, как срослось.

Гибискумилш снял с себя куртку и, не глядя, протянул Томассо, тот удивился — тоже мне, вешалку нашел! — но принял. А потом Арно стянул с себя расшитую фиолетовыми птицами рубаху и, наконец, открыл глаза, держа скомканную рубаху в левой руке, а правую отведя в сторону, чтобы дракону было лучше видно. Весь правый бок представлял собой один сплошной синяк. От пупка до подмышки. Жуткое зрелище. Томассо не представлял, чтобы такое увечье можно было приобрести посредствам какого-нибудь очень сильного удара. Тут было нечто другое.

— Почему именно на боку? И почему именно так?

— Я не знаю, — ответил Шлим и опустил руку. А потом снова натянул через голову рубашку. Но продеть руки в рукава ему не дал вопрос дракона:

— И зачем ты это делаешь? Мы с места не сдвинемся, пока тебя не вылечим, — очень спокойно и сдержанно произнес Томассо.

— Судя по всему, ты тоже не знаешь, почему мой организм именно так на тебя реагирует. Поэтому не можешь предложить какое-либо лекарственное средство, или я не прав?

— Не прав, — дракон небрежно бросил его куртку на траву и толкнул масочника ладонью в грудь, заставляя прислониться к дереву. Теперь они стояли совсем вплотную. Растопыренная пятерня Томассо все еще была прижата к обнаженному телу масочника. Уродливым, смятым шарфом на шее Арно повисла рубаха. Они смотрели друг на друга. Потом масочник спросил:

— И что все это значит?

— Имей терпение, — фыркнул дракон и с нажимом провел ладонью по изувеченному боку. Шлим поморщился. Томассо обнажил зубы в ухмылке. А потом…

— Ох! Стой! Не надо! — воскликнул Арно, вцепившись в плечо Рамирата одеревеневшими пальцами. Было непонятно, что он собирался сделать, оттолкнуть или, напротив, не дать отстраниться. Дракон больше не ухмылялся, просто смотрел блестящими, нечеловеческими глазами. А потом прикрыл их веками и скрипнул зубами, когда почувствовал, как на шее словно сжалось что-то. Ошейник? Удавка? По ощущениям и не скажешь. Но больно. Чертовски больно. Вся шея горит.

Через несколько минут они оба сидели на траве. Рамират заботливо — ну, просто наседка! — помогал масочнику продеть руки в рукава.

— Больше так не делай, — сказал Шлим, когда Рамират привалился спиной к тому же дереву, возле которого уже сидел масочник.

— Ты прямо со мной как с дитятей малым. Не стыдно?

— А ты со мной, как с мальчишкой неразумным, не совестно?

— Слушай, — Рамират повернул в его сторону голову, — Но ведь ты и ведешь себя соответственно. Почему сразу не сказал, что бо-бо?

— А ты почему? — прозвучал встречный вопрос. На что Рамират открыл рот, потом его закрыл и снова отвернулся, глядя на виднеющееся за кронами деревьев небо. Масочник продолжил: — Вот и я поэтому же. Думал, ты меня так наказать решил. Раз на словах не получилось вразумить, то боль может оказаться действеннее.

— Я бы не стал. Обида обидой, но чтобы так… Ты разве вчера меня плохо слушал? — возмутился Рамират.

— Я вчера тебя вообще не слушал, — тихо и непреклонно сказал масочник и с трудом поднялся на ноги. Отошел в сторону и подобрал с земли свою куртку. Надел ее, и только после этого снова повернулся к дракону. Тот был хмур и смотрел на него очень пристально, неприятным, тяжелым взглядом.