Драконья кровь

А нить по стене бежит. Попробуй догони… догнать надо. Важно. Очень важно. И сердце у живота пульсирует все быстрее. Ощущение такое, что вот-вот прожжет и рубашку, и мышцы, провалится внутрь Луки и будет ему конец.

И правильно. Не хрена трогать посторонние артефакты.

Коридор закончился полукруглой залой, из которой в одну сторону поднималась лестница с узкими и крутыми ступенями. А по другую начинался еще один проход.

Подняться было бы логичным, но… тень по стене обошла лестницу, исчезнув в проходе.

Вот же ж…

– Твою мать да за ногу, – проворчал Лука вполголоса. И колено потер. То самое, про которое уже и подзабыл. И вспомнилось, как предупреждал целитель, что с коленом этим вот не нужно шутить, что если не быть осторожным, то Лука рискует захромать.

А то и вовсе без ноги остаться.

– Да чтоб тебя сплющило. – Жжение за пазухой сделалось и вовсе невыносимым.

Будто мало ему было.

Лука захромал вдоль стены, опираясь на нее, опасаясь лишь одного, что стал слишком медлителен и путеводная нить оборвется. Она дрожала, то появляясь, то исчезая, чтобы вновь появиться, но уже слабее. И тогда камень вспыхивал вновь, а кожу уже не щипало, кожа уже облезала.

Лука достал бы камень, но что-то подсказывало: оставлять его нельзя. И в руках не удержишь. Руки ему свободные нужны, а то мало ли что.

Одной за стену держаться, потому как ногу с каждым шагом пронизывала острая боль. Во второй револьвер.

Правда…

Лука все же остановился, чтобы стянуть рубашку. Драная. Грязная. Слишком тонкая… а если и штаны добавить?

– Погоди… а то ж не дойдем.

На белесой стене завихрились спирали. Спешить надо. Силы уходят. Источник свободен, и призраков больше ничего не держит. Кроме разве что благодарности.

Призраки неразумны, следовательно, благодарности испытывать не могут. Это его просто башкой приложило, вот и лезет всякая дурь.

Лука скинул ботинки и поморщился. Нога стремительно опухала, что было нехорошо.

Очень нехорошо.

Ничего… с ногой он потом… как-нибудь. Колено остатками одной штанины перехватит, а поверху ремнем. Ремень хороший, крепкий. Во вторую штанину он сунул сверток с камнем. Ткань рубашки успела высохнуть и слегка дымилась.

А если рванет?

– Идем, что ли… – Лука смахнул пот.

Хорош герой.

Полос на стене появилось сразу несколько, будто кто-то растопыренными пальцами провел. И потревоженная светящаяся штука, что покрывала стены, задрожала.

– Еще бы сказал, куда идем… – Лука поскреб спину.

Следы от розовых шипов зудели. И видит бог, он точно мог сосчитать их, каждую, мать его, царапину, от которой расползался огонь.

Все-таки не стоило лезть. И трогать тоже.

А поспешить надо, если, конечно, его не на кладбище ведут. А что, он здоровый, тащить тяжело, другое дело – собственными ногами, пусть и ковыляя… Сплошная выгода, еще и лопату в руки…

Лука фыркнул. Но с пути не свернул. Вот все говорили, что он слишком упорным был, порой неоправданно упорным.

Коридор разродился очередной лестницей. И дорожка исчезла.

Зато на плечи будто льдом плеснули. Хорошо… замечательно… Лука остановился, закрыл глаза, наслаждаясь моментом.

Дверь он видел.

Такую хорошую дубовую дверь, которую с размаху не выставишь. Вон как вросла в камень. И видно, что ставили ее не для того, чтоб любой идиот с полпинка вышиб. Да и пнуть сейчас не особо выйдет. Лука потер колено.

В том, что ему нужно было за дверь, он не сомневался.

Спустившись на пару ступеней, Лука положил руку на дерево. Влажное. Петли металлические, и, судя по блеску, без магии не обошлось. В такой сырости ржавчина моментально появляется. Стало быть…

Ручка гладкая. Стоило надавить, и пошла вниз, только внутри замка будто хрустнуло что-то, правда, очень и очень тихо. И камень опять полыхнул, да так, что зубы пришлось стиснуть, чтоб не заорать.

Но ручка пошла. И дверь приоткрылась. Слегка. Этой щели хватило, чтобы услышать голоса. Один голос, от которого волосы на спине встали дыбом, и Луке пришлось закусить губу, чтобы не зарычать.

А от тихого второго глаза затянуло пеленой ярости.

Впереди захлебывалась силой буря. Позади остался мертвый дракон, под крылом которого пристроился Томас. А я…

Я им не мешала.

И старалась не плакать. Это ведь так сложно порой – не плакать. Не думать о том, как оно могло бы сложиться, если бы…

Если бы Билли не пил.

Если бы когда-то давно кто-то не сломал его, а я даже не знаю кто. Правда, знаю, что ломают многих, но уродами становятся не все, и что не в моих силах было починить его. Но ведь… у нас ведь тоже все могло быть иначе? Или нет?

Не знаю. Сижу. Молчу. Стираю слезы, которые ползут по щекам. Слезы горячие, а собственные щеки кажутся жесткими, что наждак. И главное, буря, которая близка, как никогда, подвывает. В ее голос вплетаются другие. Драконьи.

Они ведь тоже поняли, если не все, то многое. И простили его. Мертвых легко прощать.

Вот завибрировал воздух от рыка Лютого, в котором мне слышалось обещание. Вот его поддержал Гранит. Искра плакала тихо, но ее слезы я слышала, несмотря на расстояние и бурю.

– Идем, – сказал Томас и протянул руку. – Или… ты останешься?

– Нет.