Вот за что люблю свое одиночество и то, что все считают меня на редкость отмороженным мудаком, так это за то, что никакая тварь не будит с утра пораньше. Не звонит, не пишет, в дверь, блять, не ломится!
Но везде есть исключения.
Я смотрю на имя высветившегося контакта, скриплю зубами, прикидывая, может, не брать вообще?
Перетопчется Конь педальный.
Но, к сожалению, Коняшка во всех остальных смыслах — тоже гребанное исключение. Мертвого заебет. А потом перевернет и продолжит.
Так что, если сейчас не отвечу, рискую вскоре наблюдать его нахальную рожу у себя на пороге.
А он — не тупые мажорики, не умеющие грамотно попадать на объект охраны.
Коняшка у нас — матерый журналист, со всеми вытекающими из этого момента грустными вещами, типа умения влезть без мыла в жопу, просочиться на ядерную станцию, присосаться конским клещом к жопе кого угодно в поисках информации, когда нужно. И, ко всему прочему, еще и обладатель откровенно мерзкого нрава. Правда, он говорит, что в последнем пункте я кому угодно фору дам, но вот вообще нихера. Поверьте человеку, который знает этого говнюка с детства. Всегда редкостным засранцем был… Иметь такого во врагах — то еще приключение.
А я его свояченницу трахнул… И еще планирую.
Потому надо бы как-то поделикатней ему об этом сообщить, что ли…
— Чего тебе? — рычу тихо в трубку, поглядывая на мирно спящую под боком Драконяшу. Без задних ног дрыхнет девчонка. Оно и неудивительно, час назад уснули только.
— И тебе утречка, друг, — судя по голосу, Коняшка в легком напряге. Похоже, не все так гладко с сестренкой Драконяши. Удивительные бабы… Что одна, что вторая, одни проблемы только от них. Хотя, зная Коня, сто процентов укатал он свою проблему до определяющего события. Наверно, в ЗАГС уже тащит… Идиот. А она упирается, охеревая от ситуации. На что угодно поспорю, что блондинистая нинздя даже моргать не успевает от проносящихся мимо событий. — Как там Драконяша? Нормально?
— Все нормально с ней, — спокойно отвечаю я, косясь на круглую жопку со следами моих зубов на ней. Ну а нехер такой сладкой быть. — Она тут останется.
Судя по паузе, Конь переваривает полученную информацию.
Ну а мне чего? Я все сказал.
Деликатно, как и планировал.
Наконец, трубка раздупляется диким ором:
— Бур, ты охерел? Как это останется? Она же… Не рабыня… Не вещь… Она живая там вообще? — последний вопрос звучит на редкость испуганно. Похоже, Конь считает меня еще более двинутым маньячиллой, чем даже я сам себя.
Хочется потроллить, но, зная Коня, можно нарваться, а потому отвечаю коротко и по существу:
— Живее всех, блять. У нас тут… Небольшая война случилась… Но уже все нормально.
— Какая, блять, война? — орет, уже не сдерживаясь, Конь, и я торопливо встаю с кровати, чтоб Валю не разбудить, топаю к дверям, по пути прикуривая и поясняя подробнее:
— Обычная. Друзья ее приезжали… Выпендривались… А я как раз с похмелья был… Ну и… Пережал немного…
— Жертв много? — на полном серьезе спрашивает Конь, похоже, не сомневаясь в том, насколько я могу размахнуться с похмелья.
— Имеются… — уклончиво отвечаю я, спускаясь вниз, — но все живые. Самое главное, есть запись. И признание на камеру. Отправлено уже всем заинтересованным лицам. Так что, можешь насчет мелкой не волноваться, к ней ни у кого никаких вопросов больше не будет.
— Ого, — заценивает Конь результаты моей деятельности, — тогда тем более… Нахер она тебе нужна? Давай заберу.
— Нет. — Неожиданно жестко получается у меня, потому что одна мысль, что Дракоши тут не будет, у меня под боком, напрягает дико, — пусть тут… Побудет. Со мной.
— Ого. — Похоже, Конь сильно впечатляется, раз слова начинает повторять, обычно у него с этим проблем нет, язык же, как масло. А тут в трубке пауза, а потом осторожное, — а… Она сама как? Хочет? Остаться?
— Да кто ее спросит, блять… — пожимаю я плечами, реально не видя в этом проблемы. После всего, что я с ней делал всю ночь, какие могут быть проблемы? Куда она теперь денется?
На улице в лицо бьет солнечный свет, неожиданно ласковый и приятный.
Я щурюсь на него, докуриваю в два затяга, захожу в дом.
— Бур… — Похоже, Конь продолжает подбирать слова, такие, чтоб до меня дошло. Поздняк метаться. До меня уже давно все дошло. В полном объеме. — Это, так-то, свояченица моя будущая…
Бедная блондинистая ниндзя…
— Ну вот и радуйся, она попала в надежные руки. — Усмехаюсь я, а потом наблюдаю картину маслом: месть мелкого таракана.
— Бур, блять! — разоряется Конь, но мне уже категорически некогда.
— Отъебись. Считай, что я тебе долг простил, — говорю я, двигаясь к дивану, здоровенному монстру, за который гребанный дизайнер, обставляющий мне этот дом, запросил полляма. И это еще пять лет назад! И сейчас, конкретно в эту минуту, мне очень хочется верить, что у меня визуальный, блять, обман.
— Бур!!! — орет Конь, но я со словами: “Все, привет невесте”, вырубаю связь.
Подхожу к дивану, заценивая масштаб разрушений и охеревая, как одна маленькая дрисня могла наворотить такое?
Мне дизайнер клялся, что тут пуленепробиваемая кожа. Ее ничем, ни ножом, ни, бля, ножовкой…
Пиздабол…