Драконий пир

Влад, когда впервые увидел такое чудо, испугался. Подумалось, что только от пламени поднимается густой белый дым: "Все горы покрыты лесом, тут огню раздолье. Вон дальняя вершин, синяя в вечерних сумерках, задымилась сразу в двух местах!"

Влад, ехавший на коне с отцом, воскликнул:

— Смотри, отец. Пожар!

— Нет, сынок. Это не пожар — туман.

До чего же чудесное было время! А когда отец и Мирча погибли от рук предателей, те светлые воспоминания будто оказались поруганы, и Влад мысленно повторял: "Я отомщу. Отец, я отомщу за тебя. Мирча, и за тебя отомщу. А Раду поймёт. Он теперь взрослый и поймёт".

* * *

В июне, не встречая по дороге почти никакого сопротивления, турки пришли в Сербию и начали осаду Белграда, или Нандорфехервара, как называли эту крепость венгры. Защищать её предстояло лишь людям Яноша Гуньяди, кучке сербских воинов, а также тридцати тысячам добровольцев из Трансильвании, которых успел собрать Капистран.

Что касается Влада, подбиравшего тех, кем побрезговали католики, то он привлёк под свои знамёна около трёх тысяч, ставших заметным дополнением к тем двум с половиной тысячам обученных бойцов, которых воспитал Молдовен с помощниками.

Впоследствии недоброжелатели говорили, что Владова армия по большей части состояла из наивных простаков, беглых крестьян, плутов, воров и просто разбойников. Однако любой хозяин знает — свой слуга, пусть и шельма, всё же лучше, чем честный слуга, одолженный на один вечер в соседнем доме, ведь с чужими слугами ты зависишь от прихоти их настоящего хозяина, а со своими — нет.

Пока Мехмед осаждал Белградскую крепость, Влад стягивал последние отряды к границе с Румынией. Обученная армия, которая четыре года пряталась по лесам, теперь покинула лесные поляны, получила добротное оружие и доспехи, а избранные воины даже получили коней. Рыжебородый Йова, которого Молдовен когда-то представил Владу как оборотистого человека, знающего, как снабдить армию, не подвёл. Деньги Влада, в том числе те, которые были получены от султана, оказались израсходованы с умом.

Вооружённые отряды начали собираться в полки и, не таясь, двигались по дорогам туда, куда было указано, а к ним присоединялись необученные воины, вооружённые чем придётся — то есть те, кого Влад с товарищами навербовал за минувшую зиму и весну.

Эта часть армии, по большей части облачённая не в доспехи, а лишь в холщовую одежду и обутая в опанки, издалека больше напоминала тех, кто собрался на ярмарку, а не на войну, однако Молдовен говорил, что даже с такими воинами его бывший господин, молдавский князь Богдан, одерживал победы. Да Влад и сам помнил Богданово время, поэтому не смотрел на таких ополченцев как на недостойных.

Ему нравились и песни, распеваемые этими людьми. Песни относились не к нынешним временам, а ко временам Владова деда, когда Румыния была сильным государством, а не потрёпанным щитом, которым венгры закрывались от турков. Пусть Дракулов сын в то время ещё даже не думал порывать с турками и воевать с ними, но уже тогда хотел вернуть румынам прежнюю славу хороших воинов, ведь песня ясно говорила, что боевой дух в румынском народе по-прежнему жив:

Пойдём на битву славную,
Пойдём на лютых недругов
За веру, за Отечество,
За наш родимый дом.
Над нами знамя алое,
За нами горы крепкие,
И сами мы не хлипкие -
Мы ворогов побьём.

Всё это происходило в землях брашовян и, можно сказать, у брашовян на глазах, но наблюдатели ничего не могли поделать. Не воевать же с этим неугомонным Дракуловым сыном!

Теперь, когда Янош вместе со всеми своими войсками находился у Белграда, Владу не требовалось осторожничать. Даже коня Дракулов сын поменял на прежнего, приметного вороного, и, разъезжая на нём по брашовским землям от одного полка к другому, мысленно говорил Яношу: "Ты, конечно, знаешь, что у меня есть войско. Брашовяне тебе донесли, как донесли и о том, где я сейчас нахожусь и куда иду, но ты не можешь ни одного воина отправить в Трансильванию против меня. Все твои воины слишком заняты, сражаясь с турками. Эх, как тебе, наверное, досадно!"

Так думал он и в начале июля, двигаясь вместе с одним из отрядов к тому месту, где был назначен общий сбор для войска.

Солнце жарило вовсю. Лишь изредка над головами пеших и конных, утомлённых жарой, собирались сероватые облака, создавая тень, но солнце легко прожигало эту преграду, подобно горячим углям, прожигающим тряпку, брошенную в костёр. Через образовавшиеся прорехи вниз устремлялись золотистые лучи и, чуть-чуть не добивая до земли, рассеивались.

Слева несла свои воды река Олт. Вдоль берегов растянулись лоскутья возделанных полей, совсем небольшие, потому что их стесняли горы и холмы. Горы, притаившиеся невдалеке, играли с путниками, то и дело меняя цвет — с бледно-синего на бледно-изумрудный и обратно.