Драконово семя

Исаев решил, что удача на его стороне. Казалось, в душе вот-вот произойдет то таинственное и непостижимое, что зовется чеченским словом «ях». Разряжая обоймы пистолетов в правительственный автомобиль, он внезапно понял, что генсека там нет. Но пока еще в этом не был уверен…

В следующую секунду один из сотрудников спецслужб сбил с ног террориста. Исаев потерял сознание. Есть версия, что на преступника наехал мотоциклист, а люди в штатском скрутили двуручника. Космонавты оперативно пересели в резервную машину. Из-за рева мотоциклов и гула машин толпа зевак не услышала хлопков и не поняла, что произошло.

– Нет, меня никто не сбивал, – уверен Исаев. – После отстрела патронов прибежали из охраны или местные. Меня схватили и не дали возможности что-то сделать еще. На какое-то время я от перенапряжения потерял сознание – секунд на пятнадцать-двадцать. Потом меня усадили в машину и увезли в Кремль, чтобы осмотреть – жив ли, здоров и так далее. Мало ли, вдруг яд хотел принять или что-то еще. До первого допроса прошло час или два, я ни о чем не знал… Все произошло мгновенно – там же секунды прошли… Косвенно потом догадался – по случайно брошенным фразам, по ситуации… Я выбрал путь абрека, долго готовился, шел к подвигу, который мог бы стать высшей точкой жизни. И все – ничего не получилось… В тот момент я испытал чувство полного опустошения. Сейчас я вспоминаю об этом, может, и спокойней, но все равно как о грандиозном провале. Это был один из самых тяжелых, страшных дней, когда ты эмоционально, психологически все просчитал и на самом последнем, на какой-то мелочи…

На следующий день в прессе было объявлено, что причиной нападения стало покушение на космонавтов – героев того дня. Они-то понимали, что стреляли не в них.

Генеральный секретарь, заблаговременно пересаженный в пятую машину эскорта, въезжал в Кремль, возможно, не через Боровицкие, а через Спасские ворота. Но зрители не увидели, как «Чайка» генсека отделилась от кортежа и въехала в другие ворота. По одной из версий, это среагировали в КГБ и перестраховались, по другой – генсек проявил скромность, решил не перетягивать на себя внимание от космонавтов и поехал другой дорогой.

Генсек и космонавты давно проехали в Кремль и прошли во Дворец съездов, Исаев продолжал лежать без сознания на тротуаре, а сотрудники КГБ обсуждали свои дальнейшие действия и звонили начальству, брезгливо поглядывая на новоявленного террориста. Наконец принимается решение, куда отвезти задержанного.

Генеральный секретарь был в шоке от происшедшего и не пытался скрыть свое состояние. Председатель правительства с тревожной настойчивостью обращался к нему, повторяя: «Пора начинать, пора начинать». Но взять себя в руки и открыть пятитысячный митинг во Дворце съездов у генсека не получилось. За него пришлось это сделать секретарю Московского горкома Гришину.

– Меня-то, меня-то за что убивать? – взволнованно говорил генсек. – Что я им всем плохого сделал? Честно работал, воевал, был ранен…

«Смотрите, давайте все по порядку, – продолжал Исаев. – После осмотра медиков гэбэшники отвезли меня в комитет, в свой центральный штаб. Я смотрю, в сторонке стоит сам председатель, Андрон Владимирович, а рядом с ним – Константин Катушев, секретарь ЦК. Потом председатель КГБ подошел ко мне и задал несколько вопросов:

– Почему вы это сделали? Что вас заставило?

– Я, Виктор Иванович Исаев, – чеченец, – ответил я ему, – и с гордостью объявляю об этом, – хотел убить Генерального секретаря за то, что он предавал и позорил нашу партию. Хрущев обещал вернуть вайнахов домой, но в Ангуште по-прежнему живут осетины, в Аухе – аварцы. Я критически настроен к системе партийной власти в СССР, считаю, что комсомол себя изжил, осуждаю вторжение в Чехословакию и положительно оцениваю военные перевороты в странах третьего мира. Генеральный секретарь проводит неправильную, вредную для народа политику. На этом месте нужен человек, который сумел бы кардинально изменить линию партии. Я порвал с друзьями и с невестой, чтобы они были вне подозрений; я не читал газет, чтобы никто не мог сказать, будто меня подстрекали. Я отказался от детской мечты – жить в Черных горах вблизи могил моих чеченских предков. И все потому, что хотел свершить акт справедливости; и это мое покушение – только моих рук дело. А теперь судите меня.

Вот примерно то, что я ему заявил, хотя, возможно, разговор шел немного иначе, сейчас я уже не помню точно.

И тогда Андрон Владимирович поинтересовался:

– А кого бы вы хотели вместо?