Драконово семя

День был значительно холоднее, чем при их первой встрече в апреле. Шел дождь. Старые складские кирпичи намокли и казались издали краснее обычного.

Лариса накануне позвонила директору ЦБК, чтобы тот выделил ей служебный автомобиль с водителем. Не желая привлекать внимания, она решила ждать в машине. Сквозь струи дождя на лобовом стекле ей было видно, как из убогих металлических ворот, покрытых облупленной желтой краской, перед невзрачным зданием со сплошным оконным остеклением под плоской крышей и проржавевшей надписью «АЭРОПОРТ» на бетонном навесе один за другим выходили сотрудники летных экипажей – пилоты, штурманы, бортовые инженеры, бортпроводники…

Подгорный, подняв воротник темно-синего форменного пальто и низко надвинув фуражку, осмотрелся, подхватил потрепанный «совковый» чемодан и, наклонившись вперед, решительно шагнул в дождь. Чтобы перехватить его, Лариса мигом направила к нему пожилого водителя.

Валерий нырнул в машину, неловко пытаясь затолкнуть в салон свой вымокший на дожде багаж.

– Ты здесь. Все-таки приехала, – сказал он, почти задохнувшись, и хищной птицей вцепился в плечо ее короткой норковой шубейки.

Его мокрое от дождя лицо, еще более смуглое, чем раньше, судорожно напряглось. Лицо же Ларисы, наоборот, побелело, будто в сумрачном салоне автомобиля внезапно опустили окно. Они целовались и плакали. Подгорный скользнул рукой под ее шубку, обнимал мягкий гибкий стан, воскрешая в памяти целостный образ «его Ларисы».

До ее дома было минут двадцать езды. Только при въезде в город они смогли наконец что-то внятное сказать друг другу.

– Спасибо за письма, особенно те, что ты посылала мне помимо группового чата, я их перечитывал раз сто, наверное.

– И я… Недельку поживешь у нас?

– Думаю, да… А что Игнат?

– Хотел ехать со мной, но простыл. Да нет, не беспокойся, ничего серьезного…

Незатейливая беседа двух городских обывателей легко, один за другим вязала свои простенькие узелочки. В разлуке им казалось, что никакой разговор у них теперь не получится, что не удастся протянуть в сегодняшний день ниточку от их апрельского кратковременного счастья. Прошлое ушло и, казалось бы, вернулось, совершив один безупречный оборот. Они боялись, что судьба не позволит им во второй раз оказаться в том апрельском сияющем мире. Разве жить столь же просто, как, например, вновь надеть пиджак, полтора месяца назад оставленный на гвозде, торчащем из стены? Так они думали и даже переписывались об этом, хотя вряд ли кто-то из них знаком был с песенкой Н. Матвеевой «Девушка из харчевни»[79].

Лариса рассказывала по порядку. После отъезда Подгорного она ушла с головой в работу, а вечерами увлекалась асанами и рукоделием. Решила попробовать китайскую вышивку Су. По вечерам она теперь берет не спицы, а пяльцы. В ее вышивках теперь много горных сюжетов, облаков, изображений летящих птиц. В Петрозаводске проводятся соревнования по асанам. Она решила попробовать и вот буквально на днях завоевала кубок. Неожиданно оказалась лучшей…

Помимо всего прочего, этот кубок как бы символизировал целомудренный образ жизни оставленной Одиссеем Пенелопы.

– В общем, ничего особо хорошего не происходило. В твое отсутствие, – произнесла она.

Лариса рассказала, что совсем не собиралась ждать, но начала сразу, как только он уехал. Часто ловила себя на том, что ждет и считает дни до встречи…

Теперь она держалась с ним свободнее, могла говорить, не сдерживаясь, как раньше. Во многом это стало результатом их переписки. Подгорный тоже почувствовал себя более раскованным, вообще стал дружелюбнее и даже с удовольствием травил байки в компании летной братии. Эта перемена в нем началась после получения первого письма от Ларисы.

– Пойдем навестим Игната? Он пока не встает… ждал встречи с тобой, всю ночь не спал.

Подгорный незамедлительно поднялся. Достав из чемодана сверток с подарком, он последовал за Ларисой. И если раньше, в их первую ночь в середине апреля, он двигался по квартире на ватных ногах, то теперь ступал твердой походкой своего в доме человека.

Жаркая и влажная смятая простыня. Душная от включенной масляной батареи комната. На подушке ошметки кожи, содранные с пересохших губ. Он невольно бросил взгляд в сторону шкафа с тайной щелью. Взглянул и подумал: все пропало. Что, если взрослые проследят за его взглядом и все поймут?! Да нет, эти взрослые гораздо менее внимательны, чем он предполагал. Знай себе покачиваются внутри своей эгоистично закукленной, безразличной ко всем остальным, перламутровой любви.

В комнату постучали, и дверь широко распахнулась. Игнат увидел маленького броненосца. Солнце на прояснившемся небе наполнило его спальню похожими на водяные струи лучами, и всплывший у дверного косяка броненосец на миг показался ему живым.