Ван Хельсинг готов прийти нам на помощь. Однако, независимо от причины, по которой он согласился приехать, мы должны подчиниться всем его требованиям. Профессор – человек самоуверенный, но он действительно необыкновенный врач. Хельсинг – метафизик, философ, специалист по оккультизму и психиатр в одном лице. Он выдающийся ученый и невероятно решительная натура с железными нервами. Волевой, терпеливый и при этом – добрейший человек.
Я пишу тебе об этом для того, чтобы ты понял, почему я так ему доверяю. Я попросил его приехать немедленно. Завтра опять увижусь с мисс Вестенра.
Дорогой Джон! Получив твою телеграмму, я тотчас же собрался выехать. При этом я не причиню никакого ущерба моим пациентам; в противном случае мне пришлось бы покинуть их с тяжелым сердцем. Я твой вечный должник – когда-то ты спас мне жизнь…
Будь добр, закажи для меня комнату в гостинице, расположенной в Ист-Энде, чтобы я был поближе к нашей больной. Кроме того, устрой так, чтобы я мог увидеть юную леди завтра же с утра, ибо, может, мне придется вернуться домой в ту же ночь. Если будет необходимо, я сумею приехать снова и смогу пробыть у вас уже дольше, а пока – до свидания, друг мой.
Дорогой Арчи! Профессор побывал здесь и уже уехал. Мы вместе отправились в Хиллингтон. Миссис Вестенра завтракала вне дома, и мы застали Люси одну. Ван Хельсинг внимательнейшим образом осмотрел пациентку, затем подробно мне отчитался. После встречи с Люси профессор казался озабоченным и объявил, что ему надо поразмыслить. Когда я ему сообщил о той крепкой дружбе, которая связывает нас с тобой и как ты мне доверяешь, он хмуро проговорил:
– Ты не должен ничего скрывать; передай мистеру Холмвуду также и мое мнение. Нам не до шуток, здесь борьба между жизнью и смертью, если не больше…
Он немногословен, но ты не должен сердиться на него, Арчи. Ван Хельсинг подробно все разъяснит, когда придет время; я уверил его, что подробно опишу тебе наш визит.
Начну сначала. Мисс Люси была живее, чем в мое первое посещение, и выглядела безусловно лучше. Дыхание в норме, лицо без синюшной бледности. Она мило общалась с гостем, однако я понял, что дается ей это с трудом. Мне кажется, профессор это сразу заметил. Он недолго поддерживал светскую беседу, однако как бы успокаивал Люси и в конце концов незаметно перешел к цели своего приезда, но так, чтобы Люси не испугалась осмотра. Затем он шутливо проговорил:
– Моя дорогая мисс Люси, доктор Джон не понимает юных леди, у него иная специализация. Он поглощен своими сумасшедшими. Старикам виднее… Итак, пусть мистер Сьюард покурит в саду, а мы с вами немного поболтаем наедине…
Я понял намек и удалился. Спустя небольшое время профессор вышел ко мне; лицо его было озабоченным и суровым.
– Я не нашел никаких болезненных процессов, – сказал он. – Создается впечатление, что девушка потеряла много крови, но это было раньше; тем не менее она отнюдь не малокровна. Я попросил ее позвать служанку, которой мне хочется задать несколько вопросов… У всего есть свои причины… Придется хорошенько обдумать все дома. Прошу ежедневно отправлять мне телеграммы; если будет необходимо, я приеду снова. Заболевание меня чрезвычайно заинтересовало, а эта молоденькая леди просто очаровательна…
Теперь, Артур, ты знаешь все, что и я. Буду следить за нашей подопечной. Надеюсь, что твоему отцу уже лучше. Я понимаю, дружище, каково тебе теперь: больны дорогие для тебя люди. Однако, несмотря на твой сыновний долг, если понадобится, я немедленно дам тебе знать. Пока не волнуйся, все под контролем.
У моего пациента был всего один сильнейший припадок; это случилось вчера как раз перед восходом солнца. Снова карцер, смирительная рубашка, инъекция. Через пять минут больной стал успокаиваться и, в конце концов, впал в меланхолию, в которой пребывает и сейчас.
В пять часов я заглянул к Рэнфилду, он казался довольным, извинился за свое дурное поведение, затем вежливо попросил отправить его обратно в палату и вернуть записную книжку. Я решил подбодрить пациента, поэтому распорядился выполнить пожелания Рэнфилда и открыть окно.
Снова перемена в нем.
Вечером я навестил Люси, которую застал в хорошем состоянии, и, вернувшись в клинику, остановился у ворот, чтобы полюбоваться закатом, но вдруг услышал вопли Рэнфилда. Это ударило меня по нервам. По мере того как солнце садилось, бешенство пациента постепенно сходило на нет. Я вздохнул и открыл двери здания… Удивительны эти перепады у больных: спустя каких-нибудь десять минут он опять спокойно стоял на ногах и растерянно озирался кругом. Я сделал санитарам знак не держать его. Неужели и солнце в определенные периоды возбуждающе влияет на некоторые натуры – так же, как луна?