Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

Книга вышла и начались танцы вокруг нее. В «ВК» обмывал ее вместе с начальством азербайджанским коньяком. Потом пришла идея подарить экземпляр Ельцину и сделал надпись: «Борису Николаевичу не для праздного интереса; может быть, что-то и пригодится… С глубоким уважением и искренней симпатией, Юрий Безелянский». Звоню в администрацию Красикову, тот: «Оставьте в экспедиции в Кутафьевой башне», а я-то по наивности думал: пригласят в Кремль. Отнес. Позвонил Красикову, он сказал, что будет искать подходящий момент, чтобы вручить книгу президенту… Штейнбах ездил в Париж на какую-то книжную ярмарку. Французы к Рюрику остались равнодушными, а поляки категорически против: ничего не хотят читать и знать о России. Утешил звонком Церковер, сказав: «Гениальная книга!..» Гениальная — не гениальная, просто такого исторического календаря в СССР никогда не было, без белых пятен да и еще с лихим комментарием.

Позвонил Вознесенскому, мол, вышла первая книга. Андрей поздравил и сказал: «Ты сейчас на слуху…» И это почему-то напомнило мне удивление большой и мудрой собаки при виде резвящегося маленького щенка, — ну, чего радуется?

В «Неделе» вышел 4-й разворот: Сергей Эйзенштейн, Эдуар Мане, Менделеев, Шлиман. Становлюсь энциклопедистом…

6 февраля

30 янв. Майя Гаврилова вручила мне первый том сочинений Аркадия, изданных за ее счет: рассказы, переводы, лирические стихи. Из 480 стихов Аркадию удалось при жизни опубликовать лишь 8, в основном в «Неделе». И вот после ухода вышла книга в твердом переплете на хорошей бумаге, — как он порадовался бы! Но не порадовался, ибо книги так и не увидел (и такая судьба не только у Аркадия Гаврилова, а у многих, к горькому сожалению). Приведу одно стихотворение Аркадия, 1975 год, с эпиграфом из Элиота:

Что легче: умереть, не зная, что за гробом,
Иль жить, как все — безропотно ярмо
Нести, прислушиваться к жалобам утробы,
Прислуживаться и глотать дерьмо?..
О, Господи, Какой я к черту Гамлет!
Я русский мальчик с выгоревшей челкой.
Мы все такие. Задаваться нам ли
Вопросами? Нам нужно с комсомолкой
В свой срок в подъездах темных обжиматься.
Потом жениться. А потом убраться.

Разумеется, такое в советские времена напечатать не могли. У Аркадия много стихов о гибели и смерти, — он, очевидно, много думал, прикидывал свою судьбу. И как жаль, что я как-то не оценил его и не сблизился с ним. Он этого хотел, а я кочевряжился. Но что об этом говорить сегодня. Сейчас мне остается повторить его слова:

По вечерам смотрю кино,
учусь безропотно стареть…

В «Науку и жизнь» пришло письмо от некой Злобиной из Кировской области, честит меня в хвост и в гриву за то, что я оскорбляю, по ее мнению, родину: «Уважаемый Юрий Безелянский! Скажите, только честно, что лично Вам сделали плохого Маркс, Энгельс и Ленин? Вы с такой ненавистью к ним относитесь, что мне (никогда не состоявшей в КПСС, дочери и племянницы репрессированных) просто не по себе. И далее: «Как вам не стыдно так чернить наш строй, который дал все: жизнь, работу, учебу, квартиру, свободное передвижение по стране — и за все это от вас благодарность: ненависть и ложь…» Ну, и т. д. Нет, еще: «…Зато государство у нас было крепкое, мы не смотрели в рот ни Западу, ни американцам, как сейчас…» И в конце письма: «Россия вся растащена и распродана за границу. Когда же заговорит у Вас совесть и русская гордость?»

Вот такой получил «отлуп» за свои писания. Бедная Злобина! Она негодует и злобствует, ибо вся набита советскими мифами (мы лучшие, мы самые!..) и пропитана имперским патриотизмом. Бедный зомбированный совок, ничего не знающий и не понимающий. Кричит только о том, что ей внушили.

В противовес письму получилась рецензия Михайлова на Рюрика в ВК: «…Вероятно, каждому читателю эта книга будет интересна по-своему. Для библиотекаря и учителя она станет подспорьем в работе, для властей предержащих — собранием исторических уроков, для молодежи — чем-то вроде живого и увлекательного учебника истории…События, факты, короткий комментарий, личное отношение к истории умного, тонкого человека. Спасибо Юрию Безелянскому за хорошую книгу». Вот так, хула и хвала. Кому-то я — кость в горле, а кому-то — бархотка по сердцу. Вознесенский по телефону: «Умираю от желания увидеть твою книгу…»