Драма на трех страницах

Двери открываются. Один за другим вываливаются на перрон люди. Толя ищет взглядом знакомую фигуру,

Вот он. Отец.

Худой и какой-то… маленький. На лице прибавилось морщин, на голове — седины. Он идет навстречу медленной, чуть прихрамывающей походкой, совсем не такой, какую Толя помнит из детства.

Они смотрят друг на друга, испытывая неловкость, и каждый не знает, как начать разговор.

— Ну здравствуй, сын. Ты так вырос. — Отец ставит скудный багаж на землю и распахивает руки для объятий. Толя лишь протягивает ладонь, и они обмениваются рукопожатием.

— И тебе не хворать. — После небольшой паузы, Толя продолжает: — Хорошо, что ты вернулся.

Отец улыбается.

— Да я и сам рад. Давно хотел, но Москва эта… Всю душу высасывает, не вырвешься. Ну что, поехали домой?

Толя качает головой и достает из кармана блокнот.

— За бабушкой присмотр нужен. Я тут тебе написал, какие она лекарства пьет, когда к врачам ходит. Контакты подружек её и соседки, Татьяны Васильевны, на всякий случай. А сам я уезжаю, — Толя кивнул в сторону путей, — ближайшим рейсом.

— Куда? — Отец выглядит потрясенным.

— В Москву. В Бауманку поступил. Только бабушку оставить боялся. Но теперь не боюсь. — Толя улыбается и хлопает отца по плечу.

— Как это? Мы так не договаривались…

— А мы вообще никак не договаривались.

Снова гнетущее молчание.

— В общем, езжай домой. А я к камерам хранения, за чемоданами. Созвонимся.

Быстрым шагом Толя удаляется, оставив ошарашенного отца стоять посреди платформы. Сердце в груди выдает гулкое «тудум-тудум», как будто уже село в вагон и мчится далеко-далеко.

Никто больше не играет в прятки.

Алексей Канищев. ИСПОВЕДЬ СМОТРЯЩЕГО НА РЕКУ

«Я — это не моё тело. Я — это не мои мысли. Я — это не моя работа. Всё, что я могу наблюдать — это не я. И кто же тут я?»

Павел сидел на перевёрнутой лодке на берегу реки и смотрел, как буксир, натужно гудя старым дизелем, тащит баржу. В небе орут чайки, под ногами — гниют водоросли. Если наступить — под ними захрустят ракушки и вонь усилится. Волны от баржи достигли берега, шумно выплёскивают мусор и осенние листья. Зябкая осень здесь начинается уже в августе.

«По правому берегу — красные буи, по левому — белые конусообразные. Их не надо зажигать и гасить, это делает автоматика. Я тот, кто заряжает и меняет аккумуляторы.

Я — бакенщик».

Если долго смотреть на реку, то можно увидеть, как мимо проплывает собственная, очередной раз обнулённая жизнь.

Раз в несколько лет Павел менял город, работу, семью и начинал всё заново по цепочке: прекрасно, хорошо, привычно, постыло, раздражает. Таков краткий пересказ любого из его жизненных повторов.

Сейчас он между «раздражает» от последней истории и «прекрасно» следующей. Новое место, новая работа. Далёкий северный посёлок. Жильё предоставили. Рядом столовая и магазин. Симпатичная продавщица улыбается и тактично предлагает всякие вкусности. Скоро её можно будет пригласить куда-нибудь.

А дальше — короткий период ухаживаний и она предложит переехать к ней. Это будет кстати: зимы здесь долгие, а река скоро замёрзнет.

Но — скука! Скука же! Выть хочется от этих перспектив!

Если это и есть жизнь, то какой в этом смысл?

Павел резко поднялся и пошёл в домик бакенщика.

«Если все раздражают, значит надо поспать. Если я раздражаю всех — надо поесть. Так решается 95 % детских проблем. Спасибо Петьке, научил. Но мой случай, похоже, не детский».

Затопил печку. Одежду — на просушку, аккумуляторы на зарядку.

Может, другу позвонить?

— Привет! — буркул Павел в трубку.

— Здаров! — отозвался жизнерадостный голос.

— Нужна твоя помощь.

— Ого! Кто тут за помощью обратился! Что-то серьёзное?

— Накрывает.

— Ну вот и правильно. Значит — ты нормальный. Хоть и сволочь приличная.

— Спасибо, ага. Я тебя тоже, — ответил Павел.

— Чего: смысл жизни спать не даёт? — догадался друг.

— Скорее, его отсутствие.

— Ну да.

— Что бы ты делал в такой ситуации?

— Я бы оказался в своей ситуации. Но тебе, если хочешь, лучше уж идти до конца. Не по-настоящему, конечно. В уме.

— Это как?

— Представь, что тебе осталось жить один час. Что будешь делать?

Повисла пауза.

— Не знаю. Наверное, попрошу у всех прощения.

— Тебе осталось жить пятьдесят девять минут. Ты всё ещё хочешь быть хорошим для других?

— Да пошёл ты! — беззлобно выругался Павел.

Собеседник сдержанно поржал:

— Короче, звони если что. И ещё. Знаешь, Катька просила сказать ей, если ты выйдешь на связь. Это ваши дела, конечно.

Но мы с ней в одном дворе выросли, она мне не как сестра, но почти родственник. Понимаешь?

— Раз ты обещал — так скажи. Не сильно-то я и прячусь. Как Петька?

— Скучает.

— Блин, зачем я спросил? Ладно, пока.

— Ну, бывай.

* * *

Пятьдесят семь минут.

Была жизнь, да почти вся и вышла. Не так важно то, что было. Что осталось?

Павел прислушался к себе. Пустота? Не-е-ет, что-то есть. Медленно, называя чувства и мысли, он пошёл в глубину. «Всё, что я могу наблюдать — это не я. И кто же тут я?»

Сорок минут.

Двадцать.

Десять.

О! А это что-то новенькое! Странное чувство копится внутри.