Драма на трех страницах

Сколько уже так стою? Минут десять. А может и дольше. Не знаю точно. Сбился со счета. Но надо выходить. Знаю, что когда вытру свои рельефные мышцы, которые так нравятся моим клиенткам, полотенцем, напялю на себя трусы и часы, лежащие в обнимку на тумбочке под раковиной, выйду, то увижу обычную картину. На кровати номера одного из самых дорогих отелей города будет лежать потрепанная жизнью, пожеванная женщина, которая заплатила мне за то, чтобы я любил ее час-два-три. На сколько хватит денег, которые она либо заработала сама, либо сняла с общего с мужем счета, сказав, что ей нужна новая шубка.

Мне нужно будет ей улыбнуться, поцеловать, сказать, что мне безумно все понравилось и хочу снова увидеть мою королеву, впрыгну в джинсы и обтягивающую футболку и уйду.

Меня уже начинает подташнивать от предвкушения.

Мне бы очень хотелось начать жить так, как я хотел бы. Мой медицинский диплом покоится уже несколько лет на полочке в квартире, которую за эти самые годы я смог себе купить, благодаря престарелым джульеттам. Я образован, умен, обходителен. И да, красив. Но я не могу вернутся туда, откуда убежал.

Нет, от себя я не убегу. Это мне и так известно. Но я стараюсь убежать от прошлого, от тех мыслей, чувств, воспоминаний, которые караулят тогда, когда остаюсь один, когда начинаю просто думать.

Полотенце уже отброшено в сторону. Я открываю дверь и вижу ухоженную даму за полтос, развалившуюся, как Даная на двухметровой кровати.

— Аполлон, когда мы снова встретимся? — жеманно говорит она, облизывая свои, накачанные каким-то гелем, губы.

— Солнышко, — садясь на краешек кровати, отвечаю ей, — скоро. Через пару дней.

Я улыбаюсь самой очаровательной из тех дежурных улыбок, которые всегда в запасе.

— Ну милый, давай завтра. Твоя Нанни очень хочет снова тебя увидеть.

Этот скрипучий голос, которым она канючит, вымораживает.

Но надо держаться, так как уже вижу на прикроватной тумбочке котлету денег. Наклоняюсь к ней, целую в натянутую после каких-то процедур щеку, томно вздыхая.

— Нет, конфетка моя, не могу. Дела.

Она деланно хмурит перманентные брови. А я улыбаюсь, демонстрируя кубики пресса перед тем, как натяну на себя футболку.

Отправляю ей воздушный поцелуй и убегаю, не забыв прихватить то, что только что заработал.

На улице уже вечер. Август. Как я люблю конец августа.

И ненавижу одновременно. В то самое время я потерял ее. И себя.

С Настей мы учились вместе на одном курсе. Вместе поступили в ординатуру и как-то так незаметно начали встречаться.

Я не понимал тогда, что такое настоящая любовь. Мне казалось, что мы друг друга удовлетворяем и этого достаточно. А Настя верила, что между нами не просто физиология.

Не знаю, что было бы между нами сейчас. Возможно, мы были бы счастливы, у нас были бы дети, трешка на окраине Питера, собака, а может быть мы были бы счастливы с кем-то другим.

Но получилось то, что получилось.

Я закрутил со студенткой, которая проходила у нас на отделении практику. Мне было плевать, что чувствует Настя.

Она проглотила это все. Мне казалось, что между нами все так же, как и всегда. Потом я бросил ту студентку и начал встречаться с какой-то соской из клуба. Она была глупа, опытна и очень молода. Дальше шли ещё бесконечной вереницей разнокалиберные девицы, возрастные пациентки, набивавшие мои непрозрачные карманы халата шуршащими «спасибо» за то, что иногда имел их на столе или подоконнике своего кабинета. В промежутке между этими курицами мы с Настей успели закончить ординатуру, нас оставили на том же отделении, где мы и обучались последние два года. Мне казалось, что все замечательно. Не жизнь, а мечта. Работа, постоянная девушка, много других развлечений.

Но все как-то завершилось очень странным образом. Настя ко мне подошла как-то утром до суток и показала тест с двумя полосками:

— Олег, я беременна.

Я помню, что держал этот тест в руках и не мог понять, зачем она мне отдает этот обоссанный индикатор ХГЧ.

— И? — только и смог проговорить.

Настя посмотрела на меня хмуро и проговорила:

— Я так и думала. Ты вообще понимаешь, что ты делаешь со своей жизнью? С моей? Ты меня не любишь, но не отпускаешь и держишь при себе, как домашнее растение. Иногда поливаешь своим вниманием, иногда кидаешь подкормку. Я так хотела, чтобы ты меня отпустил, но теперь… Теперь я к тебе буду привязана.

Я усмехнулся.

— Ну так не привязывайся. Мне этот биоматериал не нужен. Делай, что хочешь.

Это последний раз, когда я видел ее живой. Через полчаса её тело нашли под окнами нашей больницы. Она вышла из окна.

Ни записки, ни звонка… Ничего. Это был август. Конец августа. Было так же тепло, так же пахло пылью и травой.

Первые несколько дней после этого я жил обычной жизнью. Работал, гулял, спал с девицами. А потом, когда ее гроб опускали в землю, понял, что потерял не любовницу, коллегу, бывшую однокурсницу, а нечто большее. Я потерял семью.

Она лежала там, под деревянной крышкой гроба с нашим ребенком, которого я тогда обозвал биоматериалом. Она забрала его с собой, чтобы там, на небесах смотреть на меня, держа малыша на руках.