Дэн ей улыбнулся, и она коротко кивнула ему. Воспоминания о репетиции до сих пор преследовали Тейлор.
– Я пойду, а вы не стойте долго на морозе, – сказал Райан. – Лоренс, забей на эти украшения,
а то еще подхватишь грипп! И… – Райан замолк, а затем дружески улыбнулся. – Я тобой горжусь, так держать!
Он трусцой побежал к машине, а Тейлор с любопытством оглядела Дэниела. Тот лишь качнул головой и бросил:
– Даже не спрашивай.
– Все же мне хотелось бы поинтересоваться, мистер Лоренс.
– Я не скажу тебе, куда пошел твой брат. – Он спрыгнул с лестницы.
– А я не этим интересуюсь, – хмыкнув, произнесла Тейлор.
Дэн встал напротив нее и подумал, до чего же она хорошенькая. Особенно когда на ее лице не маска Снежной королевы, а настоящие, живые эмоции.
– Я нем как рыба. – Он сделал вид, что закрывает рот на замок.
– Я все равно выясню, – задорно заявила Тейлор.
Лоренс, прищурившись, оглядел ее с головы до ног:
– Выясняй, я буду только рад.
– Маленькая помощь не помешала бы.
– А это не ко мне. – Он ущипнул ее за кончик носа. – Пошли в дом. Холодно.
– Значит, тебе нравится хранить секреты…
Лоренс заглянул ей в глаза и долго, пристально смотрел в них. Тейлор сглотнула. То ли он приблизился, то ли ей показалось, но расстояние между ними исчезало словно по волшебству. Его лицо было близко. Слишком близко.
– Это моя самая сокровенная тайна, Тей, – прошептал он ей в губы.
Несмотря на мороз, она почувствовала на лице теплое, обжигающее дыхание Дэна. Он будто согревал ее. Складывалось ощущение, что огромны айсберг, в который превратилось ее сердце, постепенно тает. Глобальное потепление по имени Дэниел Лоренс. Он наклонился, сокращая жалкие сантиметры между ними, и запечатлел едва уловимый поцелуй на ее щеке. Порыв, с которым он не смог совладать и который Тейлор не знала, как трактовать.
«Это моя самая сокровенная тайна, Тей», – эхом звучало у нее в голове, и мурашки бежали вдоль позвоночника, а место, где его губы коснулись кожи, горело.
Дурацкое. Глупое. Идиотское. Наваждение.
Глава, в которой Кэтрин, Тейлор и Пенни поют песни
ВОСЕМЬ ПОСЛЕДНИХ МЕСЯЦЕВ все субботы Кэтрин проходили одинаково. После завтрака она отвозила маму на сеанс к психологу, потом они ехали в «Таргет» запастись продуктами на неделю.
Обычно день заканчивался ведерком с мороженым перед экраном старого телевизора. Но на сей раз все пошло не по плану.
Кэтрин сидела на парковке возле больницы, глядя, как снег все падает и падает на лобовое стекло, собираясь в маленькие сугробы. По радио передали: обильные осадки.
На улице похолодало, и, чтобы согреться, Кэт включила печку сильнее. «Интересно, насколько преступной заднице Хитклиффа холодно здесь жить после Колумбии?», – вдруг подумала девушка и тут же одернула себя, потому что уж кто-кто, а он – последнее, о чем стоило бы сейчас
вспоминать. Телефон пикнул входящим сообщением. Писал, как обычно, Эрлингтон.
«Кэт, газету про подготовку к новогоднему бал сверстали. Приезжай, если хочешь проверить.
В понедельник запустят в печать».
«Пришлите мне файл, я так посмотрю», – напечатала она, хотя чувствовала: опять накосячат.
Бледный кружок загрузки изображения быстро прокрутился, и Кэтрин тяжело и смачно выругалась. Дурацкая привычка, она об этом знала и каждый раз корила себя за то, что стала слишком часто сквернословить, но ничего поделать не могла: когда вокруг одни идиоты и ни на кого невозможно положиться, как не отвести душу парой крепких словечек.
«Они забыли внести Пенни Браун в список номинантов, за которых нужно голосовать, – напечатала Кэт. – И где этот здоровяк Такер и парнишка из автоклуба?»
Как же его фамилия? Соррен? Соррос? Она полезла в бардачок, но поняла, что данные парня остались в том самом ежедневнике, который так и не вернул Хитклифф. Черт!
«А верстка? Ее что, делал слепой верблюд? – отправила она уже голосовое. – Почему даже я, человек, казалось бы, ничего в этом не понимающий, вижу, что шрифт тут словно пьяный? Почем верхняя строчка растянута кверху и выглядит так, будто ее напугали? Кто этим выпуском вообще занимался?»
На экране появилось несколько точек, говорящих о том, что собеседник что‑то печатает. Она могла поклясться, что Эрлинтон возвел глаза к небу.
«Приезжай в школу. Сама разберешься».
Ну конечно. Снова придется все делать самой.
«Верстальщик будет до двух», – прилетело вдогонку.
Кэтрин глянула на часы – почти полдень. Неизвестно, сколько еще придется провозиться с газетой.
Набрав номер матери, она выслушала несколько длинных гудков, а потом глянула на пассажирское сиденье, где лежала мамина сумка, в которой светился экран телефона. Подхватив сумку, Кэт натянула повыше шарф и вышла из машины.