Юля зашла через полгода, лицо ее стало опухшим, глаза опали, и краснота, полоски какие-то на лице – черты беременности. Она выходит замуж. Неужели за того медведя-председателя? Это уже было чужое счастье.
Во мне не было скорби. Отнесся к ней как обычно, хотя пропал юмор, уже не ощутил в ней ореола. Что за холодность к чужому счастью? Вспоминал нашу совместную работу, и запоздало злился на то, что не открывалось тогда: от ее работы не было никакого результата, никакой инициативы.
Исчезла волна, наполнявшая меня полноводным сверканием.
– Распечатали нимфетку, – серьезно сказал Чеботарев.
– Подзалетела, – с грустью сказал бухгалтер.
Лида торжественно сказала нам:
– Юля приглашает вас на свадьбу. Хороший отдых – в деревне, в лесу.
Мужчины не воодушевились. Во мне не осталось ни капли прошлых чувств, а только отвращение от этой свадьбы в какой-то деревне.
Вскоре она ушла в декретный отпуск, прежде времени.Остается только сказать несколько слов о конце моей печальной истории.
Юля снова зашла к нам, уже с ребенком. Одутловатое лицо, без макияжа, потеряло обаяние юности. Малыш откинулся у нее на руках, снизу молча глядя на нас удивленными глазами.
– Он никогда не плачет, не капризничает, – любовалась Юля и целовала его глаза.
В ее взгляде было знание ее власти надо мной, и сожаление.
Я не смел просить, чтобы она вернулась на работу. Простила ли она меня?
К Светлане стал приходить попик с редкой бородкой, в тертых джинсах. Они шушукались между собой, и я понимал, что она – отрезанный ломоть.
Шеф объявил о нестабильности положения нашей организации и об очередном снижении зарплаты. И об уходе некоторых на неоплачиваемый отпуск.
О, это тягостное чувство, которого не знает бюджетник, аккуратно получающий зарплату и не думающий о стабильности своего существования!
– Боливар не выдержит всех! Пора отправляться на велфер.
Глаза у сослуживцев были пустыми.
Было нестерпимо выносить эти глаза.
Я вышел, и заплакал. Сквозь просветы высоких зданий видел холодное сырое небо. Не надо больше строить иллюзий.
Лида ушла с облегчением, в свою академию, где защитила кандидатскую.
Бухгалтер тоже расстался легко, у него была еще халтурка.
Молчаливый хакер Дима и беременная дурнушка исчезли, кажется, раньше – никто этого не заметил.
А вот Чеботарев стал известным активистом Гражданского фронта.21
Я сижу в комнате на даче, за окном шумит листва яблонь.
В первый раз появилось солнце. Как же долго было слякотно и темно! Лил дождь, нудно и постоянно, словно будет лить, пока не затопит всю землю. Говорят, непоправимый сдвиг в случайном уголке вселенной – микроскопической частице разрушающей и созидающей энергии.
После смерти матери было невыносимо приехать сюда. Уже полгода я живу без нее.
Но сейчас дождь прошел. Клубящаяся зелень в саду, словно живая, блестит на солнце, под чистым небом.
Изменение погоды повлияло на все мое существо. Словно все время искал чистого неба и, наконец, осветило солнцем, и стало легче.
Помню последние слова Вени. Раньше бывали эпохи, когда не только близкие люди, но и целые поколения становились родными – перед общей смертельной опасностью. Но сейчас пропала связующая нить.
Сейчас, в конце двадцать первого века, механическое соединение людей в тесные информационные связи привело человечество на край гибели.
Мы стали одномерными в своем довольстве сытостью тела, опустились в безопасное болото коллективного бессознательного. Великое равнодушие и всеприятие Дао поселилось в душах людей.
Эгоизм – это невозможность найти близкое себе в навязанном чужом мире, неважно, по своей вине или окружающего мира. И тогда эгоист тоже никому не нужен.
Родился тип, противоположный тому, кто некогда осознавал себя единым с народом: «Что единица! Единица – ноль».