Драма в кукольном доме

– Вы совершенно правы, милостивый государь, – объявил Степан Тимофеевич. – Именно поэтому я не советую вам заниматься делами: для такого вы слишком умны.

– Не барское дело, хотите сказать?

– Хорошо, Георгий Алексеевич, допустим, вы решите построить у себя дачки и сдавать их петербуржцам. И что же будет? Перво-наперво вас надует подрядчик на строительстве, и смета раздуется в два, а то и три раза. Затем вы забудете застраховать имущество или принять иные меры, и первый же дачник устроит у вас пожар, да вас же еще и в суд потащит.

– Дачи надо каменные строить, – неожиданно вклинился в беседу Алексей.

– Точно, юноша, да только вот в чем фокус: и каменные тоже горят, будьте благонадежны. Так вот что получается, Георгий Алексеевич: вы в долгу как в шелку, дачи не окупились, и вам грозит полное разорение. В то время как, продав землю под строительство, вы получили бы верные деньги и ни о чем больше не думали бы.

– И под боком у меня каждое лето шумят дачники. Нет, благодарю покорно, Степан Тимофеевич!

Они продолжали пикироваться в том же духе, развивая и дополняя свои доводы. Разговор пошел по кругу; присутствующие начали скучать. Неожиданно Петр Александрович повернулся к Митрохину:

– Я согласен продиктовать вам несколько страниц о моем друге Александре Пушкине, чтобы вы могли написать свою статью, – сказал князь. – Писем сейчас при мне нет, и я просто расскажу, что вспомнится.

Иван Николаевич рассыпался в благодарностях. Мысленно Амалия отдала должное деликатности князя, который захотел таким образом помочь нуждающемуся человеку. Но тут все отвлеклись на Алексея, который ухитрился опрокинуть сахарницу, а вскоре обед подошел к концу. Петр Александрович и Митрохин перешли в гостиную, Степан Тимофеевич поблагодарил Киреевых за приглашение и, взглянув на часы, объявил, что ему пора возвращаться к себе. Владимир взял ружье и, пояснив, что вороны своим карканьем действуют ему на нервы, отправился сокращать их численность; младший брат увязался за ним. Амалия, чтобы обдумать мысль, которая недавно пришла ей в голову и тревожила ее, решила прогуляться, далеко не отходя от дома. Она оделась и вышла наружу. Снега как не бывало; земля чавкала под ногами. Откуда-то появился серый кот, который уставился на баронессу Корф своими желто-зелеными глазами. Амалия сделала попытку подманить его, но кот остался стоять в отдалении, всем своим видом показывая, что не намерен доверять первой встречной.

«Какой смешной! – подумала баронесса Корф. – Наверное, это и есть один из хозяйских котов, которых я до сих пор не встречала». В лесу, до которого оставалось примерно полсотни шагов, звучали хлопки выстрелов, и после каждого из них стая ворон, снявшись с деревьев, кружила в небе и надрывно кричала.

«Почему Полина Сергеевна непременно хотела, чтобы я провела на Сиверской несколько дней?» – подумала Амалия. Вчера она не обратила внимания на слова Георгия Алексеевича: «… она просила мою жену задержать у себя баронессу хотя бы на два-три дня», но сегодня они вспомнились, и отчего-то молодая женщина встревожилась.

Зачем Полина Сергеевна желала удалить ее из Петербурга?

«Потому что ей для чего-то понадобилось мое отсутствие… Но для чего?»

Амалия терялась в догадках, и чем настойчивее она пыталась убедить себя, что опасности нет никакой и что ей нечего бояться свекрови, тем неуютнее ей становилось. Полина Сергеевна явно что-то замышляла – замышляла против нее; у Амалии не было в этом никаких сомнений.

«И пока я остаюсь здесь, я играю ей на руку…»

Она вспомнила кислую улыбку старой дамы, ее тонкий стан, обтянутый шелком, ее холодные глаза, порой до странности напоминающие глаза сына. Амалия тряхнула головой.

«Нет, я фантазирую… Ведь не может же она в самом деле интриговать против меня? А собственно, почему не может? Ведь она всегда терпеть меня не могла…»

Амалия попыталась до мелочей вспомнить свой разговор с Полиной Сергеевной, во время которого старая дама предложила ей ехать на Сиверскую, навестить родственников.

«И я имела глупость согласиться, хотя видела их всего раз в жизни! Не сомневаюсь, она решила подстроить мне какую-нибудь пакость… Только как бы мне узнать, какую именно?»

Она зашла за угол дома, чтобы не стоять на ветру, и до нее донеслось ворчание Георгия Алексеевича:

– Прекрасно переменили доски на террасе, ничего не скажешь… Опять все прогнило.

Амалия не видела хозяина дома, но чувствовала, что он находится в нескольких шагах от нее, и замерла, боясь себя обнаружить.

– Опять все менять, – продолжал Георгий Алексеевич, раздражаясь все больше и больше, – опять тратить деньги, и вот так все твое хозяйствование. Морока, сущая морока! Зачем ты пригласила этого Метелицына?

– Я думала, вы найдете общий язык, – донесся до Амалии умоляющий голос Натальи Дмитриевны. – Он вовсе не глуп…

– Вот именно, что он не глуп. Я бы предпочел, чтобы он был глуп! Тогда я мог бы просто его презирать; но он не глуп, и я начинаю его ненавидеть.

– Скажи мне, – внезапно потребовала жена, которую, очевидно, не мог сбить с толку разговор о Метелицыне, – сегодня ты опять к ней ездил?