– Наташа, это невыносимо, – сказал Георгий Алексеевич после паузы. – Ты опять начинаешь…
– Ты был у нее! Опять!
– Был, и что? Должен же я хотя бы увидеть своего ребенка.
– Так она… – Наталья Дмитриевна задохнулась от неожиданности, но тут же перешла в наступление: – Подлая дрянь!
И она осыпала отсутствующую Марию Максимовну Игнатьеву той скудной бранью, которую могла позволить себе в те годы женщина из приличной семьи.
– Вот, опять начинается, – пробурчал Георгий Алексеевич. – Не кричи так громко, а то князь с Митрохиным услышат. Окна в гостиной выходят на эту сторону.
– Ты еще признай этого ребенка! Рожденного от не понять кого…
– Захочу – и признаю. И ты мне в этом не помешаешь.
– Жорж, ты что? – в тоске спросила Наталья Дмитриевна. – У тебя же дети, в законном браке рожденные! Что они о тебе подумают?
– А, и плевать, что подумают, – отмахнулся Георгий Алексеевич. – Надоело! Раньше ты шантажировала меня тем, что дети маленькие, образумься, не разрушай семью! Теперь – ах, что они подумают! Я же не собираюсь наследства их лишать…
– Мне плохо, – простонала Наталья Дмитриевна, очевидно хватаясь за сердце. – Жорж, я сейчас умру!
– Сколько угодно.
– Что?! – вскинулась хозяйка дома.
– Баста, я сказал. Довольно! Насмотрелся я на твои обмороки, приступы и не знаю что еще… «Ах, Жорж, ах, не убивай меня, не бросай!» – зло передразнил он. Наталья Дмитриевна громко всхлипнула. – А, ну да, теперь вот слезы. Помирать-то раздумала или как?
– Как ты можешь так говорить! Я всегда любила тебя… я…
– Да, ты меня любила – но по-своему. Тебе нравилось утверждать свою власть надо мной, нравилось добиваться своего – за мой счет, само собой. Все, Наташа, я устал. Нам лучше разъехаться. Мы и дня не можем пробыть вместе, чтобы не поругаться… К чему мучить друг друга?
– Это ты меня мучаешь, а я никогда…
– Ах, ну да, я забыл: только я имею право быть во всем виноватым. Послушай, Наташа, я все обдумал. Ты хотела, чтобы я продал часть земли под дачи Метелицыну. Отлично! Я согласен. Из денег, которые он мне заплатит, я выделяю тебе столько, чтобы хватило на жизнь в Петербурге, квартиру и прочее, а сам остаюсь здесь. Подумай, как будет хорошо: и детей ты будешь видеть чаще…
– Покорно благодарю за заботу, – процедила Наталья Дмитриевна. – Это она предложила, не так ли? Меня – в какую-нибудь каморку под крышей, а ты остаешься здесь, хозяйничаешь, она переезжает сюда же… со своим ублюдком!
– Наташа, послушай…
– Нет, это ты послушай! У тебя голова седая, а она… она вертихвостка, и гораздо моложе, и продавалась за деньги…
– Ты сама только что это выдумала. Боже, какая низость!
– Низость? Я посвятила тебе всю свою жизнь! Все дни, все ночи… караулила, отваживала твоих друзей, которые только и могли, что напиваться за твой счет и заодно спаивать тебя… А еще твой сын, который смотрел на меня как на врага! И сыпал табак мне в платья, и подкладывал булавки, и… Какое у тебя было место! С таким местом ты мог бы до министра дослужиться… и что же, когда ты ни с того ни с сего объявил, что с тебя довольно и ты хочешь подать в отставку, разве я тебя переубеждала? Разве я говорила, что ты должен продолжать служить? Нет! Раз ты так хочешь, пожалуйста! А теперь, когда я… когда ты… Почему тебе непременно надо все разрушить? Все уничтожить, что было хорошего!
Она разразилась рыданиями, в которых тонули ее бессвязные причитания. Слушать их было очень тяжело, и медленно, шаг за шагом, Амалия стала отступать прочь, следя за тем, чтобы ненароком не наделать шума и не привлечь к себе внимание.
Оказавшись наконец в усадьбе, она с облегчением перевела дух.
«Посмотришь снаружи – кокетливый кукольный домик… А внутри сплошные драмы. Тарарам. – Амалия и сама не знала, почему сейчас вспомнила именно это слово, но оно ей понравилось, и мысленно она даже повторила его: – Та-ра-рам… тут и там… – Смешное слово потянуло за собой первую попавшуюся рифму. – И жаль их, и противно во все это впутываться».
И она вновь задумалась о своем – а именно о том, какую цель преследовала свекровь, услав ее из Петербурга.
«Ясно одно: сидя здесь, в глуши, я ничего не узнаю… Интересно, когда следующий поезд в столицу? Вероятно, Иван Николаевич знает точно – ведь ему сегодня придется ехать обратно…»
И, немного воспрянув духом при мысли о том, что она вскоре окажется дома, Амалия отправилась собирать свои вещи.
Глава 9
Сомнения
– Для меня было честью познакомиться с вами, Петр Александрович, – сказала Амалия князю, очаровательно улыбаясь. – К сожалению, я вспомнила, что завтра обещала быть в гостях, так что мне придется немедленно вернуться в Петербург.
И она повернулась к Митрохину, который складывал мелко исписанные листки:
– Иван Николаевич, вы не откажетесь сопровождать меня? Я скажу хозяевам, чтобы приготовили коляску.
Учитель покраснел и пробормотал, что, в общем, ему и самому надо на станцию, так что он не отказывается от чести сопровождать госпожу баронессу.