– Я решил, что, кто бы ее ни убил, я совершу доброе дело, если возьму все на себя, – сказал он. – Тем более что я давно мечтал от нее избавиться.
– Вот, полюбуйтесь на него, – сказала Наталья Дмитриевна и, вытащив платочек, приложила его к сухим глазам. – Зря я старалась, воспитывала его, пыталась заменить ему мать…
Киреев взвился с места и сделал попытку вцепиться мачехе в горло, выкрикивая беспорядочные ругательства. Но Николай Аристархович умел находить управу даже на самых жестоких, самых грозных арестантов, так что щуплого Сергея он отшвырнул от мачехи одним движением:
– Но-но! Не балуй…
Шатаясь, Киреев поднялся с пола и вцепился в спинку стула, чтобы не упасть. Ноги у него подкашивались, сердце колотилось как бешеное, он ловил ртом воздух. Следователь посмотрел на его лицо и отвел глаза.
– Наталья Дмитриевна, – негромко промолвил Дмитрий Владимирович, – я жду объяснений.
– Я боялась за свою жизнь, – пробормотала Киреева, комкая платочек. – Вы же видели, милостивый государь, как он на меня набросился…
– Нет, вы не боялись за свою жизнь, – устало промолвил следователь. – Вы хотели избавиться от соперницы и, договорившись с людьми из усадьбы брата, разыграли свое исчезновение. Ваш расчет строился на том, что, если вас будут считать убитой, Мария Максимовна, зная, что она ни при чем, станет подозревать вашего мужа, а он, тоже зная, что он никого не убивал, будет подозревать ее, и это отравит их отношения. Они не смогут быть вместе, а значит, вы одержите над ними верх. Но тут некстати вмешался Сергей Георгиевич и взял на себя вину за ваше убийство – обстоятельство, которого вы никак не могли предвидеть. Таким образом, ваша рискованная комбинация потеряла всякий смысл… Интересно, сударыня, как именно вы рассчитывали обставить свое возвращение в семью? И подумали ли вы о том, что чувствовал ваш старший сын, который искренне считал вас жертвой?
– Я не разыгрывала свое исчезновение, милостивый государь, – с достоинством проговорила Наталья Дмитриевна, глядя Бутурлину в глаза. – Я вообще не понимаю, о чем вы тут толкуете. Кажется, вы хотите меня в чем-то обвинить? В чем же? В проживании по чужому виду на жительство? Но я уже объясняла вам, что опасалась за свою жизнь…
– Она всегда умела так все повернуть, что виноват кто угодно, кроме нее, – сказал Сергей в пространство.
– И опасаясь за свою жизнь, вы оставили в лесу свою разодранную и окровавленную перчатку, соорудили поблизости пятно крови и создали видимость следов волочения тела к реке, – сказал Бутурлин Наталье Дмитриевне. – Не так ли, сударыня?
Его собеседница поджала губы.
– Я не понимаю ваших намеков, милостивый государь. Какая перчатка? Какое пятно? Мне ничего не известно о том, о чем вы толкуете…
Следователь внимательно посмотрел на нее и обратился к стражу:
– Николай Аристархович, остальные уже здесь? Отлично. Пригласите их сюда.
Сергей сел. Им овладело странное тупое безразличие и еще не покидало упорное чувство, что из полноправного действующего лица разыгрывающейся драмы он превратился в ничего не значащего рядового зрителя. Ничего не будет, он проиграл свою борьбу, как задолго до того проиграл свою жизнь; и ненавистная мачеха как верховодила, так и будет верховодить. Он услышал стук двери – и поднял глаза.
Николай Аристархович впустил в кабинет Георгия Алексеевича, за которым следовали сыновья. Глава семьи нервничал, Володя казался встревоженным, Алексей был сконфужен и смотрел куда-то в угол, мимо всех присутствующих.
– Мама! – ахнул старший сын. – Мама, ты жива… – Он бросился к ней, стал целовать ее руки и заглядывать в лицо. – Боже мой, какое счастье! Но что это было тогда? Я не понимаю…
Георгий Алексеевич понял первый, и его лицо потемнело.
– Ты… ты играла комедию?
Володя оцепенел. На несчастное лицо Алексея было жалко смотреть.
– Ваша жена тайно уехала в Петербург и проживала там по чужому виду на жительство, – сказал следователь Кирееву. – Ваш старший сын вообразил, что убил ее… возможно, под влиянием винных паров или потому, что ему так хотелось.
– Во исполнение давней мечты, – проскрежетал Сергей. – Топор я купил уже после того, как стало известно об убийстве… решил взять вину на себя. – Он усмехнулся: – Более приятной вины я не мог себе представить…
Следователь посмотрел на него, дернул щекой и стал своим стремительным косым почерком заполнять бумаги.
– Я еще вызову вас для дачи показаний, Наталья Дмитриевна, – бросил он, не поднимая головы от бумаг. – Вас, Сергей Георгиевич, я отпускаю. Вопрос о создании помех правосудию в вашем случае все же весьма спорный, потому что дело изначально было сфальсифицировано.