– Я подарю вам другую куклу, княжна, – промолвил Александр с иронией. – Самую лучшую.
– Саша, это ужасно, – промолвила Александрина внезапно срывающимся голосом. – Не будьте таким, прошу вас!
– Послушайте, княжна…
– Просто Александрина. Или даже Саша. В конце концов, почему нет? Мы так звали друг друга когда-то… И ваш отец тоже шутил: Саша и Саша, позовешь – не знаешь, кто именно прибежит…
– Александрина, я согласился встретиться с вами только потому, что моя мать очень к вам расположена. Я рад, что мы познакомились в детстве… хотя, конечно, за куклу мне прощенья нет. Потом родители увезли вас за границу, мы переписывались, но расстояние сделало свое, и переписка сошла на нет. Вы, кажется, думаете, что знакомство можно возобновить с того места, где оно прервалось, вспоминая о сломанных куклах и прочих шалостях. Беда в том, княжна, что я теперь совсем другой человек.
К «курсистке» подошел кельнер с вопросом, что угодно мадемуазель, и Амалии пришлось отвлечься. Она попросила чашку шоколада и бисквитное пирожное. Когда кельнер отошел, она для виду перевернула страницу в книге и снова стала слушать интересующий ее разговор.
– Мы вернулись в Россию, когда мама умерла, – промолвила Александрина безжизненным голосом. – Друзья рассказали мне, что вы женились на внучке генерала Тамарина. В нашей семье его имя произносят нечасто – он как-то обозвал моего отца никчемным подлецом…
Амалия подумала, что генерал Тамарин, известный своим неуживчивым характером, вряд ли сильно ошибался. Подлец папенька прекраснейшим образом подходил доченьке, которая намеревалась влезть в чужую семью – выражаясь языком Сергея Киреева.
– Да, я женатый человек и доволен этим, – сказал Александр в ответ на слова княжны.
– Вот как? А по вас не скажешь.
Кельнер принес «курсистке» шоколад и пирожное. Амалия расплатилась, оставив щедрые чаевые, но кельнер внимательно поглядел на нее и чаевые не взял.
– Прошу, не стоит, я же вижу, вам деньги нужнее, – сказал он вполголоса, видя, что посетительница собралась протестовать.
Он ушел, а Амалия поправила сползающие очки и с несчастным видом уставилась на пирожное, которое занимало полтарелки. Вообще-то ей даже не хотелось есть, а если бы и хотелось, с ватными шариками за щеками жевать не слишком-то удобно.
Меж тем за соседним столом разговор шел своим чередом.
– Вы ничего обо мне не знаете, княжна, – сказал Александр.
– Почему же? Ваша мать мне многое рассказала. Она думает, что вы не так счастливы, как хотите показать.
Александр промолчал, но Амалия, зная его, готова была поклясться, что при этих словах он дернул уголком рта, и на его лице появилось упрямое выражение, как бывало, когда он хотел выругаться – и не мог.
– Она рассказала мне, что ваша жена целыми днями ходит по портнихам и тратит деньги на своих родственников, – наябедничала Александрина. – А до вас ей дела нет.
– Я не вхожу в расходы моей жены, – отрезал Александр. – И я нахожу недопустимым тон, которым вы говорите о ней, княжна. Вы ведь даже ее не знаете. Зачем вообще вы настояли на нашей встрече? Чего вы добиваетесь? – Судя по звуку голоса, Корф дал волю своему раздражению. – Знайте, я перестал общаться с людьми, которые не наговорили мне об Амалии и половины того, что вы тут сказали.
Александрина поняла, что барон вот-вот встанет и уйдет, и ее охватила паника.
– Но я знаю только то, что мне сказала ваш мать… – залепетала она. – Я привыкла ей доверять… в конце концов, она была моей крестной… Не сердитесь, Александр, прошу вас! Я хотела только возобновить нашу дружбу… которая оставила у меня прекрасные воспоминания… которая…
– Простите, княжна, – ответил безжалостный Александр, – но у меня привычка не заводить дружбу с женщинами моложе семидесяти. Для семейного человека такие дружеские связи обычно плохо кончаются.
«Ай, уел! – повеселела Амалия. – Вот так уел!» На радостях она даже откусила кусочек пирожного, которое таяло во рту, и отпила немного шоколада. В это мгновение зазвенел колокольчик над входной дверью, и в кондитерскую вошли двое: жеманная молодая дама в светло-желтом платье и крошечной шляпке, кокетливо сдвинутой на одну бровь, а с ней приличный господин средних лет, который нес на руке дорогую трость. Что-то неуловимо кошачье проглядывало в ее обладателе – то ли врожденное умение выбрать себе самое теплое место, то ли обаяние, магнетически действующее на всех особ противоположного пола. Одним словом, то был дядюшка Казимир.
Завидев барона Корфа в компании незнакомой девицы, он приостановился, после легкого колебания приподнял шляпу в знак приветствия и повел свою спутницу за свободный столик. На Амалию в образе курсистки дядюшка обратил не больше внимания, чем на сломанный стул.
– Кто это был? – с беспокойством спросила Александрина.
– Так, общий знакомый. И обязательно надо было ему зайти именно сюда! – вырвалось у раздосадованного Корфа.
– Мне очень жаль, – пробормотала княжна. – Думаете, он может… может кому-нибудь рассказать?