Драма в кукольном доме

Александр не стал отвечать, но даже по его молчанию можно было заключить, что дядюшка Казимир примерно так же способен хранить тайну, как кочегар Петербурго-Варшавской железной дороги – решать интегральные уравнения.

– Я думаю, – наконец с расстановкой промолвил Александр, – что нам, княжна, больше не стоит встречаться. Это может вызвать ненужные пересуды.

Поняв, что дальше подслушивать уже не имеет смысла, Амалия выбралась из-за стола и поспешила к выходу. В квартире матери она избавилась от грима и переоделась в свою обычную одежду, после чего вернулась домой. Александр в детской играл с сыном, Амалия посмотрела на мужа и засмеялась.

– Почему ты смеешься? – спросил Корф. Хотя в дворянских семьях было принято обращение на «вы», даже между супругами, его жена со своей обычной непосредственностью ввела обращение на «ты», которое, впрочем, употреблялось только с глазу на глаз.

– Так, – ответила Амалия беспечно. – Просто хорошее настроение!

Глава 21 Воронье

Пока баронесса Корф была занята выяснением того, насколько глубоко соперница сумела вклиниться в ее семейную жизнь и как сильно успела навредить, все смешалось в доме Киреевых – или, если не прибегать к цитатам из классики, все развалилось окончательно. Выйдя от следователя, Георгий Алексеевич хранил ледяное молчание, Владимир чувствовал себя глубоко оскорбленным в своих сыновних чувствах, Алексей тревожился за мать, затеявшую совсем не безвредную манипуляцию, и отчасти за себя, ощущая, как в воздухе назревает нечто скверное. Даже князь Барятинский, совершенно, по его словам, удалившийся от страстей, при виде живой и невредимой Натальи Дмитриевны испытал искреннее изумление и засыпал вернувшихся домой членов семьи вопросами. Он был так поражен, что забыл сообщить племяннику об одном обстоятельстве, а именно о гостье, которая дожидалась Киреева в гостиной. И когда Наталья Дмитриевна переступила ее порог, то лицом к лицу столкнулась с Марией Максимовной, которая поднялась с кресла ей навстречу.

– А-а-а-а! – завизжала госпожа Игнатьева. – Божечки мои!

Та, кого она охотно приняла бы за привидение, пригвоздила ее к месту взглядом, полным совершенно непередаваемой ненависти, и в свою очередь закричала:

– Жорж! Жорж! Что эта… эта особа делает в моем доме?

Мария Максимовна завизжала еще громче и на всякий случай отскочила за стол. Надо сказать, что она проделала свой маневр вовремя, потому что Наталья Дмитриевна сделала в ее сторону угрожающее движение.

– Ты его не получишь! – крикнула хозяйка дома, теряя самообладание. – Я уже говорила, что тебе его не отдам!

– Не смейте мне тыкать! – с достоинством возразила Мария Максимовна.

А дальше… дальше случился омерзительный, чудовищный, постыдный скандал с обычным в таких случаях набором оскорблений, угроз, воплей, испорченного и разбитого имущества, проклятий и пожеланий сопернице отправиться туда, где она уже никому не сможет причинить зла.

Князь скрылся во флигеле, Алексей расплакался, хотя раньше почти никогда не плакал, Владимир стоял с трясущимися губами, а Георгий Алексеевич, хоть поначалу и пытался унять двух фурий, махнул на них рукой, вышел в соседнюю комнату, достал бутылочку и налил себе водки. Опрокинув рюмочку и заметив, что руки у него до сих пор дрожат, налил себе еще одну и опрокинул также и ее, не закусывая.

– Пропадите вы все пропадом, – пробормотал он себе под нос, – вместе со своей любовью… К черту!

В дверь сунулся кто-то из прислуги, сдавленно охнул и предпочел скрыться с глаз. Георгий Алексеевич подумал, что хорошо бы чем-нибудь закусить, но под рукой ничего не оказалось, кроме вазочки с вареньем. Вздохнув, хозяин дома забрался ложкой в варенье и обнаружил, что оно очень даже годится. Как раз когда Георгий Алексеевич размышлял, не повредит ли ему третья рюмочка, в комнату вошел бледный и словно угасший Володя.

– Мама выставила… – он хотел выразиться о Марии Максимовне недоброжелательно, но из остатков уважения к отцу сдержался, – госпожу Игнатьеву. Алексей плачет, я не знаю, что с ним делать.

– Выпьем? – просто предложил Георгий Алексеевич.

Володя мрачно поглядел на раскрасневшееся лицо отца, на его блестящие глаза, хотел предпринять что-нибудь мужское – рявкнуть, постучать по столу кулаком, да хотя бы просто поставить родителю на вид, что тот ведет себя недостойно, – но вместо того услышал свой собственный уставший голос:

– Давай.

Говорить им, в сущности, было не о чем. Семья рассыпалась, и оба это понимали – так же как и то, что характер Натальи Дмитриевны ни за что не позволит ей признать свое поражение. Госпожа Киреева будет бороться и всеми способами отравлять супругу жизнь, словно не замечая, что заодно превращает в ад и жизнь детей.