Драматургия ГДР

Н о т ъ ю н г. На, возьми марципан. А дорогу я сам найду, спасибо. Беги, играй с детишками. Германия! Как ты близка мне на чужбине и как чужда вблизи! Германия! Страна вчерашнего дня, страна князей и холопов. А твой сын, портной Петер Нотъюнг, эмигрировавший в Англию, теперь тайком пересекает твои границы, чтобы разыскать товарищей и друзей. И кого находит? Одни запутаны и опустошены, погрязли в делах и тешат себя трусливой надеждой забыться в пустом, беззаботном существовании. Забыт сорок седьмой год с его голодом и похоронами, забыты пушки на рыночных площадях, генералы, бросавшие наших сыновей в огонь, как мякину; забыты и те, кого убивали в их собственных домах, и те, кого расстреливали по ночам на улицах. Другие уповают на тайные союзы, бунты и адские машины. С каким восторгом вы повторяли за Виллихом его тирады: «Поднимитесь, изнуренные тяжелым трудом и обремененные невзгодами. Да осветит ваш путь вечное пламя человеческого равенства, пусть оно согреет ваши сердца, укрепит ваши руки. Страшный суд близок, пора настала, под знаменами, обагренными кровью мучеников, — вперед, к всемирной социальной республике!» И как пугают вас слова Маркса, которые я несу вам из Лондона: «Вам придется пережить десять, двадцать, пятьдесят лет гражданских войн и международных столкновений не только для того, чтобы изменить существующие условия, но и для того, чтобы измениться самим и сделать себя способными к политическому господству». О, как вы любите тирады и как боитесь правды. Но разве можно вашу любовь, величие борьбы во имя грандиознейшего дела опошлить бредовыми заговорами, нелепыми фантазиями и криками о революциях и переворотах? Что нам оставалось еще делать, как не порвать с Виллихом и Шаппером, хотя когда-то они были верными товарищами. Нам трудно. Враги объединяются, а мы разобщены. Ваши вопросы как нож в сердце. Но иного пути нет.

Д е в о ч к а. Послушай, можно понести твою сумку?

Н о т ъ ю н г. Возьми еще марципан. А сумку я сам донесу. Иди к детишкам. (Уходит.)

Д е в о ч к а. Постоялый двор направо. А он пошел прямо.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Кабинет Хинкельдея.

Х и н к е л ь д е й. Хорошо, Штибер! Очень хорошо! Только вчера я сообщил вам о предстоящей поездке наследного принца в Лондон на всемирную выставку, а у вас в руках уже воззвание, подстрекающее к его убийству. Великолепно! Хотя я несколько удивлен.

Ш т и б е р. Ваше превосходительство?

Х и н к е л ь д е й. Удивительно примитивно. Вы не находите?

Ш т и б е р. Ваше превосходительство?

Х и н к е л ь д е й (читает). «Немецкие патриоты! Прусский принц, который в настоящее время…» и так далее… «Вспомните его картечь… смерть за смерть, жизнь за жизнь… вперед, сыны тевтонов» и т. д. Зажигательно, но примитивно. На что автор надеется? За убийство полагается каторга, галера или даже петля, а за драку — всего шесть недель тюрьмы. Человек с воображением призвал бы задать его королевскому высочеству небольшую взбучку.

Ш т и б е р. Насколько мне известно, наши агенты обнаружили еще одну листовку с призывом к физическому насилию над наследным принцем.

Х и н к е л ь д е й. Слишком поздно. А теперь о вашем задании.

Входит  ф о н  З е к к е н д о р ф.

Доктор Штибер, господин обер-прокурор фон Зеккендорф.

З е к к е н д о р ф. Несколько дней назад на главном вокзале в Лейпциге мы задержали некоего Нотъюнга, портного. У него не было документов. Он имел при себе письма доктора Маркса из Лондона и инструкции для кёльнской коммунистической группы. В Кёльне немедленно были произведены аресты. Речь идет ни более и ни менее как о государственном перевороте в Пруссии, свержении Гогенцоллернов, о революции и тому подобных вещах. Правда, не в ближайшее время. Маркс говорит, что до этого дело дойдет примерно лет через пятьдесят или еще позже. Это могло бы несколько затянуть сроки возможного предъявления ему обвинения, поскольку фактический состав преступления, а именно планируемого государственного переворота, в той его части, которая касается убедительности улик, мог бы, то есть должен был бы, а выражаясь точнее, должен быть подтвержден наличием дополнительного материала, ибо обнаруженные письма вряд ли или в очень незначительной степени, короче, вообще не могут послужить обвинению. Таким образом, государственная прокуратура имеет десяток арестованных, от полиции, мы ожидали вещественных доказательств их вины. Надеюсь, вы меня поняли. Правосудию нужны доказательства. Европа довольно холодно относится к нашему предприятию.

Х и н к е л ь д е й. Но за его ходом благосклонно наблюдает его величество.

З е к к е н д о р ф. Как и всевышний, чье благословение да пребудет надо мною, если я на старости лет останусь верным слугою закона. Надеюсь, в этом меня тоже поймут. Благодарю вас, ваше превосходительство, за представленную мне возможность изложить существо дела. Господин президент! (Уходит.)