Драмы

Л и д а. Просто он обещал помочь мне выучить английский язык. Очень милый, вежливый… Рассказывал, как его спас Николай Щербак.

Н а т а ш а. Говорите тише. Она там. (Показывает на номер 19.) Жена Николая Щербака… Вдова Николая Щербака.

Л и д а. Зачем она сюда ребенка привезла? Отсюда всех детей эвакуировали.

Н а т а ш а. Не знаю.

Л и д а. А кто ей сообщил о гибели мужа?

Н а т а ш а. Дядичев. Встретил на вокзале и сообщил.

Л и д а. Я бы умерла, а не сказала.

Н а т а ш а. Вы — парикмахер, а он — командир подводной лодки.

Л и д а. А правду говорят, Наташа, что Дядичев — ваш жених?

Н а т а ш а. Самую настоящую неправду.

Л и д а. Зачем же вы гуляете ночами по городу?

Н а т а ш а. Ночной пропуск есть — вот и гуляем!

Л и д а. Очень рада, что он не ваш жених. Противный. Развязный. Все время славой своей козыряет. Идет — ни на кого не смотрит. Бреется — не разговаривает. Сидит в кресле, как на фотографии. Заносчивый.

Н а т а ш а. А вам нравятся скромные, тихие? Почему же вам не нравится Вася Бойко?

Л и д а. Кто это?

Н а т а ш а. Будто не знаете? Матрос с корабля Николая Щербака. Придет сюда, постоит, вздохнет, свистнет и прочь пойдет.

Л и д а. Мало ли! Всех их, что ли, по имени знать?

Н а т а ш а. Он как-то в отдел кадров приходил, просил вашу фотокарточку на один день, переснять. Ему, конечно, отказали.

Л и д а. Глупый.

Н а т а ш а (закуривает). А по-моему, симпатичный. В сто раз симпатичнее этого Эда Кенена и его пьяного приятеля.

Из номера 21 слышна песня, затем хохот, вой, звон разбитых стаканов.

Странный дом, эта гостиница «Полярный Круг». Позавчера еще тут было тихо, как в заводи. Мы с вами читали вслух «Мадам Бовари»… А сегодня заняты все номера: в одних поют, в других рыдают, в третьих занимаются неизвестными делами. (Прислушивается к шуму из двадцать первого номера.) А эти, кажется, едят там друг друга. (Решительно, без стука входит в номер.)

Л и д а читает учебник. Когда поднимает глаза, видит в углу коридора  В а с ю  Б о й к о, внимательно и неотрывно смотрящего на нее.

Л и д а. Что это вы на меня так смотрите?

Б о й к о. Вспоминаю.

Л и д а. Кого вспоминаете?

Б о й к о. Вас.

Л и д а. Зачем же меня вспоминать, если я тут?

Б о й к о. Нет, я вспоминаю, какая вы были там, на мостике.

Л и д а. На каком еще мостике?

Б о й к о. На «Вихре».

Л и д а. Вы меня за другую принимаете.

Б о й к о. Нет, я вас принимаю за вас.

Л и д а. Парикмахерская еще закрыта.

Б о й к о. Подождем.

Л и д а. А вам не надо, вы бритый.

Бойко молчит.

Это вы ходили в отдел кадров, просили мою карточку?

Б о й к о. Я.

Л и д а. Зачем она вам понадобилась?

Б о й к о. На сундучок прибить. Как у всех.

Л и д а. Вы бы Тамару Макарову или Марину Ладынину прибили.

Б о й к о. Не подходит. Вы, что же, опять меня не узнали?

Л и д а. Нет, теперь узнала. Вы с корабля «Вихрь».

Б о й к о. Был «Вихрь», да водой накрылся.

Л и д а. А как же вы остались?

Б о й к о. С американцем пришел. На «Пэтриоте».

Л и д а. Сбежали, стало быть?

Б о й к о. Выполнял приказ.

Л и д а. Вы посидите, все равно клиентов еще нет.

Б о й к о. Я все думал, как сойду на берег — наутюжусь и к вам в гости. За руку вас возьму и скажу: «Живой пришел! Здравствуйте. Вот, мол, я на земле стою и за руку вас держу».

Л и д а. Ну, здравствуйте, здравствуйте.

Б о й к о. Думал я про этот день, как про счастливый… А вышел он — самый горький.

Л и д а. Я знаю… Утонул ваш корабль.

Б о й к о. Нет, это неверно. Он не утонул. Он погиб. Эх, Лида, — вы извините меня, что я вас откровенно называю, — Лида…

Л и д а. Ничего.

Б о й к о. Горе у меня. Такое оно большое, что, кроме как женщине, его сказать некому. Одна ты у меня на свете осталась.

Л и д а (испуганно). Что же вы теперь делать будете?

Б о й к о. В морскую пехоту пойду, в десантники, в разведчики… Вы не сердитесь, что я вас на «ты» назвал. Вырвалось. Не буду я здесь на базе, ни одного дня не буду. Кровью врага мое горе залью, это я вам обещаю.

Л и д а. А когда на берег вернетесь — найдете меня?

Б о й к о. Найду. Бриться приду.

Л и д а. Вы и сейчас мою карточку хотите?

Б о й к о. Сундучок мой тоже утонул. Так что и крышки, чтобы карточку прибить, не осталось.

Л и д а (роется в противогазной сумке). Вот я для паспорта снималась. Такие, моментальные…

Б о й к о (рассматривает). Похожи. Мало, но похожи.

Л и д а. Хотите взять? Только тут две.

Б о й к о. Я две и возьму. А понадобятся — я вам верну. А меня не будет — товарищи принесут.

Л и д а. Держите.

Бойко снимает бескозырку и кладет туда Лидины карточки…

По коридору идут три американских моряка. Один из них — А л ь б е р т  Э р с к и н — долговязый матрос с «Пэтриота». Д р у г о й  завернут в пестрое одеяло. Третий — н е г р. Они немного навеселе, обнявшись, идут и поют: