Драмы

Н и к о л а й. Знал. Но мало. Обещали меня с ним познакомить поближе. И я все мечтал поговорить с ним насчет полета моего, посоветоваться. Вот получил я наконец отпуск, поехал в Москву, денек морозный, ясный, небушко голубое. Я сразу на завод к нему поехал, он там новый истребитель испытывал… Вижу — идет к машине. «Здравствуйте, — узнал меня. — Сейчас, говорит, мне некогда. Вот слетаю — тогда займемся с вами». Это был его последний полет… Так наш разговор и не состоялся.

В и т я. Он умер, папа?

Н и к о л а й. Некоторые люди не умирают, сынок, запомни это. Он погиб. И красиво погиб. На всю жизнь мне урок этот в памяти. Смерть его была подвигом.

В и т я. А что такое подвиг?

Н и к о л а й. Подвиг — это… Это — Чкалов. Не было в небе лучше сокола. Тысячи вылетов делал. А тут подвела его машина. Отказал мотор у самой земли. Прыгать с парашютом — нельзя, земля уж близко. Аэродром рядом, в двух километрах. Да не добраться до него, стоит мотор. Мог бы Валерий Павлович убрать шасси, сесть на лед, на речку, а там ребятишки на коньках катались. Крепко он любил ребятишек, все уводил машину туда, в овраги… чтобы гибелью своею людям жизнь сохранить.

В и т я. Как Данко?

Н и к о л а й. Кто? Данко? Нет. Как Чкалов.

В и т я. А в первый раз когда ты с ним говорил?

Н и к о л а й. Давно это было. На выпускном вечере в школе летчиков. Ты родился тогда.

В и т я. Счастливые вы! Чкалова видели, всё видели. А я вот ничего не видел, и вы меня спать заставляете.

Н и к о л а й (берет на руки сына и подносит к окну). Чудной ты человечек! Все еще ты увидишь. Только старайся получше запомнить, чтоб было что твоему сыну — моему внуку — рассказать… И как солнышко восходит сейчас… И как машины на поле крыльями поблескивают… И как птица за окном поет…

За окном слышна песня Гирявого: «Вот мчится тройка почтовая…»

Слышишь? Редкая птица бортмеханик.

Отдаленный грохот.

А н н а. Что это?

Пронзительная сирена — тревога.

Н и к о л а й (кладет сына на диван, надевает фуражку). Подожди меня, Анна, я скоро вернусь…

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Снова комната Гастелло. Та же комната, что и в предыдущей картине. За разбитым окном ночь, бледные звезды, полоска зари. Рассвет нового дня, пятого дня войны. Сорванная с петель дверь. Разбросанные по полу игрушки. Старые газеты… Гуляет сквозняк по разрушенной квартире.

Посреди комнаты в реглане и шлеме стоит  Н и к о л а й. Рядом с ним  Г и р я в ы й.

Н и к о л а й. Где-то тут свечка была… У тебя фонарика нет?

Г и р я в ы й. Нет, не захватил. Сейчас развиднеется, все увидим. Что вы хотели взять отсюда, товарищ командир?

Н и к о л а й. Карточку Витьки и Анны… Не найдешь, пожалуй… Через час вылетаем. Вернемся уж на новый аэродром. Машина у тебя готова?

Г и р я в ы й. Скрипит, старушка. В день по три вылета. Трудно ей, жалуется.

Н и к о л а й. Нужно будет, и по пять раз вылетать станем. Вот нашел! Гляди, механик, вот Витька маленький, год ему… Я тогда в Испанию должен был лететь… Помнишь? А вот он, когда мы с тобой в Бессарабии были. А вот это — двадцать первого июня снимались вместе Виктор Степаненко, Фаина, Витька, Аня и я… Черт его знает, как это давно было… Какое сегодня?

Г и р я в ы й. Двадцать шестое. Пятый день.

Н и к о л а й. А похоже, что пятый год… Где они сейчас? Идут пешком в Москву мимо горящих городов… Видишь черепки? Это я Витьке игрушку соорудил. Земной шар и самолеты на нем.

Г и р я в ы й. Вы бы пошли ко мне, отдохнули до вылета. А то нельзя ведь так, трое суток не спали, не ели… Сходим в столовую, пообедаем, я вас прошу, товарищ командир…

Н и к о л а й. Ну кто на рассвете обедает? Тут в шкапчике еда какая-то была. Ну-ка, погляди.

Г и р я в ы й. Винегрет. Только не совсем съедобный. Давленные помидоры со щепками, с колбасой и с битым стеклом. Такую пищу трудновато переварить даже мне, имеющему желудок птицы страуса. А булка целая.

Н и к о л а й. Ломай пополам. Напеваешь, механик?

Г и р я в ы й. Мое дело — птичье: крошки клевать, песни насвистывать.

Н и к о л а й. Ты у командира полка в лазарете был?

Г и р я в ы й. Умер он, Николай Францевич. Тяжелое ранение. Быть вам теперь командиром двух эскадрилий. Пойдемте отсюда, неприятно смотреть на беспорядок.

Н и к о л а й. Подожди немного… Да, бортмеханик — редкая птица! Здесь мы жили, думали, работали, растили сына… Ты чего там роешься в столе?

Г и р я в ы й. Документы, может, какие есть. Надо забрать… Словарь испанский нужен?