Ничуть!Я, что ни день, к строптивцу приходилаС мольбой все тою же. Чего, чегоЯ только не стерпела, не готоваБыла еще стерпеть! Но он к гробницеВоскресшего уже не приходил:Исчез, как в воду канул. Ни вестейО нем, ни слухов даже!.. Вы молчите?Теряетесь в догадках?
Натан
Я предвижуКак больно ранит сердце бедной РэхиЕго отказ. Сносить пренебреженье —И от кого? От лучшего из лучшихВ ее глазах! Отвергнутой себяСчитать и все ж душой к нему тянуться!Тут — корень распри сердца с головой.Что победит? Тоскливое унынье?Иль ненависть ко всем и ко всему?Бывает и не так: воображенье,Вторгаясь в эту распрю, порождаетМечтателей, в которых то рассудокГлавенствует, то снова голос сердца.Дурное равноправие! Или яСвоей не знаю Рэхи, или то жеСлучилось с ней. Боюсь, что Рэха бредит.
Дайя
Но сколь невинно, сколь благочестиво!
Натан
Пусть даже так, и все же это бред.
Дайя
Одна, не спорю, греза завладелаЕе воображеньем. Будто онНе детище Земли, а небожитель,Тот неусыпный страж, кому онаЕще в младенчестве свое сердечкоДоверила. Из облака, глазамТолпы незрим, он опустился наземьВ час роковой и перед ней предсталВ обличье рыцаря{95}. Что тут смешного?Не убивайте в ней мечты, священнойДля христиан, а также иудеевИ мусульман, — столь сладостной мечты!
Натан
И мне священной… Но ступай! Разведай,Как там она, могу ли к ней зайти.Ну, а потом я все же попытаюсьИ взбалмошного ангела сыскать,Поскольку он с Землей не разлучилсяИ неучтивым рыцарством своимСмущает наши души. Мне сдается,Я приведу его.
Отец? Глазам не верю! А уж мнеПодумалось, что только голос вашПрорвался к нам из непроглядной дали…Отныне нас не разобщают горы,Ни реки, ни пустыни… Что же выНе бросились к своей бедняжке Рэхе,В живых оставшейся? А ведь онаЧуть не сгорела. О! Из всех смертейНет более ужасной, как сгореть!