Драмы и комедии

«Дивчиночка, люблю тебя,
не ешь хлеба — возьму тебя;
не ешь хлеба, не пей воды,
возьму тебя из выгоды.

Пошли Тодор с Тодорою,

нашли лапоть с оборою[1],
ох, я Тодор, ты Тодора,
тебе лапоть, мне обора.
Тебе лапоть — обуваться,
мне обора — разживаться.

Пляши, пляши, хлопец, смело,

пока твоя шкура цела.
Не сегодня-завтра рано
будет твоя шкура драна.
За то будешь бит кнутами,
что не можешь жить с панами».

Входят  д в а  с о л д а т а. Танцоры застывают в ожидании.

С о л д а т. Кто тут приезжие?

Л о м о т ь. Я, пане, да вот этот хлопец. (Показывает на Антона.)

С о л д а т. Документы!

Л о м о т ь. Какие же, пане, документы у свата? Вот мой документ. (Показывает на Антона.) Девке хлопец хороший нужен, а не документ.

Б а т у р а. Ну, пану свату свое, а пану сержанту свое: его обязанность такая — документы спрашивать. Это мы все знаем, что ты за человек, а пан сержант не знает.

Л о м о т ь. Да поищу, может, какой и завалялся. (Достает кошелек и долго в нем копается.) Вот пускай пан сам разберется, который тут; я неграмотный. (Подает бумажки солдату.)

Солдат долго разглядывает.

Б а т у р а. To swój człowiek, panie, grzeczny Katolik[2].

С о л д а т. A pan co — polak?[3]

Б а т у р а. Tak, panie. Od Niemców uciekłem. Wziąłem tutaj sobie kobietę… Prawdziwiej, ona mnie wzięła[4].

С о л д а т. A dla czegoż do domu nie wróciłeś się?[5]

Б а т у р а. Czekałem państwa. Spodziewałem się, że rodzimi przyidzię tutaj. Przecież cokolwiek słyszałem o namiarach pana Piłsudskiego[6].

С о л д а т. Doskonale! Tak i stało się[7]. (Ломтю.) Ну, получай. (Отдает бумажки.) Я больше человеку верю (кивает на Батуру), чем этим твоим бумажкам. (Антону.) А ты что — жених?

А н т о н. Да, пане.

С о л д а т. Чего захотел! Мы воюем, а он женится.

Л о м о т ь. Теперь только и жениться, потому при большевиках и горилки не было, не с чем было и свадьбу играть. (Наливает чарку и подносит солдату.) Прошу.

С о л д а т (отводя чарку рукой). Не пью.

С о л д а т ы  выходят. Батура снова заиграл польку, но танцы уже не ладятся.

Б а т у р а (перестав играть). Ну, сваты, верно, устали с дороги, надо им покой дать.

Д е в у ш к и (поют).

«Пора уж, гости, вам до дому.
Поели кони всю солому».

Батура играет марш.

П а р н и  и  д е в у ш к и  уходят. Б а т у р а  в дверях подмигивает Ломтю и тоже выходит.

Н а с т у л я (когда все вышли). Сейчас придут. Я Кастуся раньше послала.

Л о м о т ь. Только бы никто чужой не зашел.

Н а с т у л я. Я пойду постою у ворот. Коли что — постучу в окошко. (Выходит.)

Д е д  Б а д ы л ь. А скажи, товарищ, далеко ли большевистское войско?

Л о м о т ь. Местечко Гневань слыхали?

Д е д  Б а д ы л ь. Ага! Еще бы! Сколько раз там бывал.

Л о м о т ь. Верст, должно быть, семьдесят отсюда.

Д е д  Б а д ы л ь. Это кругом, по большаку. А лесами, напрямик, и половины не будет.

Л о м о т ь. Там же болото.

Д е д  Б а д ы л ь. Это если кто не знает, а я в этом лесу что у себя в огороде — каждую тропочку знаю.

Л о м о т ь. Ну, пешком, может, и можно…

Д е д  Б а д ы л ь. Ездили когда-то. И теперь, если б гати кое-где подправить да бурелом расчистить… Что ж, нет хозяина…

Входят  М и х а л ь  и  Х а л и м о н, молча здороваются с Ломтем за руку и садятся.

Л о м о т ь (скручивает цигарку, потом передает кисет пришедшим). Закуривайте.

Входят Б а т у р а, Р ы г о р  и  К а с т у с ь.

Б а т у р а. Вот как будто и все наши.

К а с т у с ь. Больше никого не будет. Остальных дома нет.

Л о м о т ь. Ну, хорошо… Будем знакомиться. Зовут меня Ломоть. А это вот партизан, товарищ Данилы. Документов я вам не покажу, потому что при себе их не держу, а записочка от Данилы есть. (Достает бумажку.) Может, кто знает его почерк?

Х а л и м о н. Разве что Рыгор, дружок его. С войны ведь ему Данила писал не раз.

Р ы г о р (взяв бумажку). Верно, его рука.

Б а т у р а. Ну, так читай, что он там пишет.