Драмы и комедии

З а с т р е м и л о в а. Где вам на меня смотреть. На молодых заглядываетесь.

Т о р г а л о. Ох есть еще на что посмотреть. С юных лет влекла меня к вам неведомая сила. Семен отрезал мне пути-дороги.

З а с т р е м и л о в а. Умер, бедняга.

Т о р г а л о. Пухом ему земля. Вы тоже о бессмертии беспокоитесь?

З а с т р е м и л о в а. Я еще хотела бы пожить. Вечно не вечно, а годков с тысячу не мешало бы.

Т о р г а л о. Что ж, если железы позволяют…

З а с т р е м и л о в а. Железы, слава богу, в порядке.

Т о р г а л о. А я вот сомневаюсь. (Рассматривает пузырек на свет.) Цвет мне не нравится. Эритроциты чего доброго.

З а с т р е м и л о в а. Могу поделиться.

Т о р г а л о. Боюсь. Может, тут колдовство какое-нибудь.

Оба смеются.

Так что ж, Авдотья Степановна. Может быть, наши тропки теперь сойдутся? Семен, бедняга, уже не помешает.

З а с т р е м и л о в а. А ваша Анна Михайловна? Разве тоже?..

Т о р г а л о. Нет, еще шевелится. Но бессмертие ей противопоказано. Скоро развяжет мне руки. Так что ж, мне вечно так бобылем и прозябать?

З а с т р е м и л о в а. Вечность… Ее еще надо иметь.

Т о р г а л о. Думаю, что все будет в порядке. Если и подведет какая-нибудь железа, так по старому знакомству за меня есть еще кому слово замолвить. И записочку дадут, если потребуется.

З а с т р е м и л о в а. А мне вместо железы вы тоже записочку покажете?

Т о р г а л о. Можете не сомневаться, Авдотья Степановна. Тут без всякого обмана.

З а с т р е м и л о в а. Да я не беспокоюсь. Это не трудно и проверить.

Т о р г а л о. Так договорились?

З а с т р е м и л о в а. Не будем спешить, Василий Дорофеевич. Впереди ведь целая вечность.

В а с ю к. Кому мочу для анализов? Папаша, а у вас не тот цвет.

Т о р г а л о. Вы слышите! Он тоже заметил. Что вы скажете!

З а с т р е м и л о в а. Парень здоровый. Тут с эритроцитами, видно, все в порядке.

Т о р г а л о  с  В а с ю к о м  отходят в сторонку. Застремилова становится в очередь.

Входят  О н  и  О н а.

О н. Что здесь такое?

О н а. Очередь в вечность.

О н. На тот свет?

О н а. На этом организовали. Ты разве не слышал? По радио передавали.

О н. Болтали что-то.

О н а. И нам бы следовало подумать.

О н. Сюда становиться?

О н а. А что? Ради вечности ведь.

О н. Да тут полвечности в очереди простоишь.

О н а. Отказываешься от бессмертия?

О н. Так сюда? С пузырьками? Разве твой старикан не раздобудет оправки о наших железах?

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Приемная Добрыяна.

Г е н к а (входит). Мама моя — что творится!

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. А что?

Г е н к а. Столпотворение вавилонское. Своя своих не познаша. Нет того коллектива, той семьи, где бы люди не выясняли, кому жить вечно, а кому долго не артачиться и богу душу отдавать.

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Мои соседи целую ночь шуровали. Он — кандидат в бессмертные, а она — бухгалтер и какая-то у ней недостача обнаружилась. Недостачу она покрыла, а пятно-то осталось. Так его бессмертие и улыбнулось.

Г е н к а. Так он что?

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. «Ты, говорит, меня живьем в могилу кладешь». «Вот и хорошо, — говорит она. — Вместе лежать будем». А так задрал бы нос и пошел бессмертную искать.

Г е н к а. Есть у меня пара знакомых. Голубки. Поклялись любить друг друга до самой смерти. А вышло, что она в бессмертные попала, а он за барьером остался. Так как ей теперь любить до смерти, если она бессмертная?

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Значит, до его смерти.

Г е н к а. Но как звучит такая клятва: « Я буду любить тебя до твоей смерти»?

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Так что же голубки?

Г е н к а. Подали заявление в комитет по делам бессмертия. Просят: туда или сюда, но чтобы вместе.

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Значит, она бессмертием пожертвовала?

Г е н к а. Выходит.

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Вот это любовь!

Г е н к а. А потом раскаиваться будет.

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Что будет потом, никто не знает, но это — благородно, человечно, красиво.

Г е н к а. Заварил Борис Петрович кашу. Теперь, видно, и сам не рад.

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Почему не рад? Величайшее открытие всех веков, как же тут не радоваться?

Г е н к а. Открытие-то открытие, но что с ним делать?

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Это пускай другие думают. Он свое сделал.

Г е н к а. Выпустил джинна из бутылки, с которым никто справиться не может. Пришел уже?

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Пришел. Запыхавшись, галстук на боку, пуговицы в пиджаке повырваны…

Г е н к а. Бессмертные? На ура подбрасывали?

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Смертные напали.

Г е н к а. За галстук брали?

А н т о н и н а  В а с и л ь е в н а. Из машины вытащили: давай бессмертие, а то мы вытряхнем из тебя твою бессмертную Душу.

Г е н к а. Вот она — голгофа великого открывателя. Раньше бы на костер поволокли. Вот и сделай добро людям.