Драмы

Дергачева. Тогда вы сами все это испытали. (Пауза). В тысяча девятьсот сороковом году летом я жила в Томилине, у мамы. Вечером приехал Николай, мой муж, взволнованный. Вызвал меня в палисадник с веранды, где сидела мама, сказал, что сегодня в газете напечатана статья, в которой утверждается, будто бы он в книге своей дипломные работы учеников использовал. Спросил меня, почему молчу. Я сказала: надо подумать. «О чем?» Я сказала: «Не могу так, с налета, сразу, ведь не мещанка я, которая считает, что только ее муж один кругом прав, а все кругом неправы. (Пауза). Разве я, как коммунистка, могу не считаться с нашей прессой? Нет у меня пока оснований не доверять газете». — «А не доверять мне у тебя есть основания?» — спросил он. Я сказала: «Здесь посторонние, езжай в город, а мне надо подумать, вечером приеду, всё решим». Хотела я ему еще сказать что-то ободряющее, сейчас не помню — что, перебил. «Думай, думай!» — закричал и уехал. С мамой не попрощался. Ушла в лес, обдумала все. Поняла: нет, не должна реагировать на эту статью, муж мой был и остался честным человеком. Поехала ему сказать об этом. Дома его не застала. С тех пор я его и не видела. (Пауза). Никто никогда так и не. узнал причины нашего развода. (Пауза). Вы первая.

Малютина. А вы считаете себя правой?

Дергачева. Больно, тяжело, но я не могла поступить иначе.

Я всегда смотрела на вещи принципиально. Я должна была подумать, определить свое отношение…

Малютина. Сколько лет вы были замужем?

Дергачева. Десять.

Малютина. И не могли за десять лет определить своего отношения? Разве он, понимая, что вы его знаете, как никто, только вы по-настоящему знаете, какой он, — не имел права требовать… вашей веры?

Дергачева молчит.

Руки не подали тому, кто больше всех в ней нуждался… Вы… вы любите его?

Дергачева молчит.

И сейчас любите?

Дергачева молчит.

Да… (Вышла из-за стола, в волнении прошлась по кабинету). Жизнь порою жестоко, даже слишком жестоко наказывает нас. Но не так ли часто мы сами помогаем ей наносить нам свои удары? (Горячо). А я бы все простила любимому человеку, все, а этого бы… никогда! Ушла бы, как он! Разве дети бы удержали! (Пауза). Отвлеклись мы с вами, простите. Впрочем, все это — к делу Хлебникова…

В дверях неожиданно просунулась голова Полудина.

Полудин. Прошу прощения, но в час мне надо быть у министра.

Малютина. А может, до другого раза, товарищ Полудин? Я ведь людей вызвала… И в папке вашей ведь о Дымникове материалы, а не о Хлебникове… Кстати: он что, осужден, этот… Дымников?

Полудин. Полагаю, не вам меня об этом спрашивать, товарищ Малютина.

Малютина. Но вы-то сами имеете данные?

Полудин. Товарищ Малютина, зачем это? Тайны есть и у вас и у нас.

Малютина. У кого это — «у нас»?

Полудин. Ну хотя бы в нашем управлении кадров.

Малютина. Я сама семь лет работала по кадрам и никогда не слышала, что в управлениях кадров есть тайны от партии.

Полудин (вежливо улыбнулся). А ведь вы, товарищ Малютина, еще не партия.

Малютина (помолчав, тихо). Вас послушать, в нашей стране не кадры решают всё, а управление кадров. И нормы партийной жизни тоже не для вас существуют?

Полудин. Я их никогда не нарушал.

Малютина (спокойно). Может быть. Очевидно, я ошиблась, и не вы топали ногами на члена партии Чижова, требовавшего слова… и не вы предостерегали, что все окажутся в позорном положении, если Хлебникова, как вы выразились, вовремя не исключат. И челябинскую группу пугали не вы за то, что она отказалась включить вас и Быкову в группу мастера Пронина и продолжала консультироваться у Хлебникова… А Быкова возьми да и сама приди в МК… (Пауза). Час дня. Вы не опоздаете к министру, товарищ Полудин?

Полудин (задумчиво). Что ж, товарищ Малютина. Дерешься — где-то силы удара и не рассчитаешь. Где-то увлекся Полудин. В чем-то перегнул. Жизнь учит. Но бдительность, товарищ Малютина, бдительность! Не спешите обелять Хлебникова, не спешите!

Малютина. Виноват Хлебников — не сомневайтесь, он понесет наказание. (Пауза). И про бдительность вы вспомнили правильно. Иные забывают о ней, а вокруг нас еще не так мало нечисти, чтобы…

Полудин. Ох, не так мало, товарищ Малютина, да-да!.

Малютина…чтобы мы позволили это оружие не к тем, против кого надо, применять,, чтобы мы позволили пустить нас по ложному следу.

Пауза.

Полудин. Есть о чем подумать, да, да.

Малютина. Разрешите, я подпишу вам пропуск? (Дергачевой). И ваш, будьте добры. (Подписывает, однако, лишь первый пропуск, провожает Полудина до дверей, возвращается, садится).