Драмы

Дергачева. Критика верна. Наш недостаток, вы его подметили. Пошехонову, технолога, выдвинули мы техническим секретарем — будем снимать. А то собрание вело бюро. В целом.

Малютина. А в частности? Руководил товарищ Полудин? Вот тут Солдатов выступал, заместитель секретаря партбюро. Он что — хороший коммунист?

Дергачева. Так за ним ничего такого нет.

Малютина. АЧижов?

Дергачева. Чижов? Чижов не выступал.

Малютина. А может, слова ему не дали? Отчего он не выступал?

Дергачева. Прения прекратили.

Малютина. Какой был регламент для ораторов?

Дергачева. Не помню. Кажется, десять минут.

Малютина. А по-моему, пять. А Полудин говорил, кажется, сорок минут? По какому праву? И по какому праву вы отказали Чижову в его законных пяти минутах? (Достает из дела письмо, читает). «…Собрание велось тенденциозно, членам партии свобода мнения не обеспечивалась, всякое выступление в защиту Хлебникова расценивалось как либерализм и пособничество врагу… создалась нездоровая и непартийная атмосфера травли, при которой невозможно установить истину…» Солдатов и Чижов пишут. На имя председателя партколлегии.

Дергачева. За спиной партбюро? Это двурушничество.

Малютина. Солдатов и раньше выступал против. Чижову не дали слова. Кстати, товарищ Дергачева. Двурушничество — термин политический. Как же у вас поворачивается язык клеить этот черный ярлык честным партийцам? И только за то, что они нашли нужным заявить о неправильности решения своей партийной организации. И кому заявить — партийной коллегии Московского Комитета партии. Нехорошие нравы, товарищ Дергачева, вредные для партии.

Пауза.

Дергачева. Я не считаю и не могу считать ошибкой наше решение. Решение было правильным, принципиальным, политически острым. Я уж не говорю о Дымникове, которого Хлебников перевел в свой отдел, но и того, что человек выносит из министерства совершенно секретные материалы, — для меня лично довольно.

Малютина. Он не выносил из министерства совершенно секретные материалы, это подтасовка фактов.

Дергачева. Подтасовка? Что вы! Он сам признался, что материалы с грифом брал к себе на квартиру.

Малютина. С каким грифом? «Совершенно секретно» или «Для служебного пользования»?

Дергачева. Думаю, это не так существенно.

Малютина. Разве? Но ведь в первом случае Хлебникова просто надо было судить по статье Уголовного кодекса за разглашение государственной тайны. А во втором… Вот официальная справка из библиотеки имени Ленина. По справке — все материалы с грифом «Для служебного пользования», которые Хлебников преступно, под полою, темной ночью выносил из министерства, можно получить для чтения в читальном зале каждый день, включая выходные, с девяти часов утра до десяти часов вечера. А по абонементу — и на дом.

Дергачева. Почему он сам этого не сказал?

Малютина. Пытался. Вы не хотели вслушаться. Разве не так?

Дергачева молчит.

Стало быть, одно преступление отпадает? Пойдем дальше. Что тут у вас? Провоз через границу средств фашистской агитации?

Дергачева. Контрабандный провоз.

Малютина. Контрабандный провоз. Страшное обвинение. Это что — немецкие ордена?

Дергачева. Фашистские. Железный крест, медали, нагрудные знаки.

Малютина. Да-да, я видела их.

Дергачева. Несколько лет назад Хлебников дал все это сыну, а тот роздал в классе.

Малютина. Да, этого Хлебникову не надо было делать. (Пауза). Простите, товарищ Дергачева, дети у вас есть?

Дергачева. Нет.

Малютина. А муж? Извините, мне просто как женщине важно…

Дергачева. У меня был муж.

Малютина. Погиб?

Дергачева. Разошлись.

Малютина. Давно?

Дергачева. Еще до войны. (Помолчав). Он теперь в Магнитогорске живет, преподает в вечернем техникуме политэкономию.

Малютина. Женился?

Дергачева отрицательно качает головой.

Отчего же вы разошлись, извините, если не тайна?

Дергачева (помолчав). По принципиальным соображениям. (Помолчав). Мужчины часто видят в нас, коммунистках, только женщин, только своих жен.

Малютина. Бывает, вы правы.

Дергачева. А вы замужем?

Малютина. Замужем.