Дразнилки

Много, часто, всех, кого видел.

Мальчик Лёва читал его мысли, потому что был им тоже. Частичка сознания, души, как хотите называйте – он все это время был здесь, но одновременно с этим затаился внутри головы Выхина. Рос вместе с ним, развивался, смотрел на мир, докладывал тварям божиим обо всем, что происходит. Крохотная поганенькая частичка.

Выхин не сразу понял, чтó именно держит в руках мальчик Лёва. Сгнившие пальцы крепко сжимали что-то влажное, буро-зеленого цвета, бесформенное. Затем от комка отделился смятый лист и тяжело спикировал в воду.

– Ленка, ты мне нужна…

Она не появлялась. Не могла проникнуть сюда. Призракам тут не место. Только Выхин мог, потому что оставил жертвенную частичку на радость древним богам. Он забрал их камни, а они – его сущность, потаенные страхи и злобу.

Вспомнил?

Влажные губы натянулись, кожа начала трескаться, и сквозь раны проступили выбеленные кусочки мяса. Вместо крови – вода. Капли застыли на подбородке.

Да, вспомнил. Первыми рисунками, которыми Выхин отметился здесь, были вовсе не карикатурные изображения Капустина и его дружков. Сначала Выхин рисовал самого себя. Шариковой ручкой с черной пастой. Избавлялся от гнева.

Мальчик Лёва толстыми пальцами перевернул несколько разбухших от влаги и времени страниц. Ничего там нельзя было разобрать – даже если бы Выхин рискнул и подошел ближе. Но память, коварная стерва, подбросила воспоминания в разгорающийся костер страха.

«Жирный, жирный, поезд пассажирный».

Огромный паровоз на рельсах в форме человеческого тела и с безобразным жирным лицом. Из раскрытой пасти идут клубы дыма. Нарисовал – и словно отпустил боль от дразнилки, расстался с ней.

«Жирный пончик – дай талончик».

Рыхлый жареный пончик с густыми каплями подсолнечного масла. Лицо угадывалось с трудом. Оторвав кусок от собственного тела, он жрал его кривыми черными зубами. Сожрал – и сразу стало легче.

«Жир-промкомбинат, сиськи, письки, лимонад!»

«Жирная бочка сделала сыночка!»

«Жирное сало с лестницы упало!»

– Вы пожирали мои эмоции! Мой гнев! Вы отбирали у меня злость! – Выхин бессильно огляделся. – Вам только это и надо было.

– Как будто ты верил во что-то другое, – ответил мальчик Лёва, смешно кривляясь. С его сгнившего от влаги лица сползала морщинистая кожа. – Ты всего лишь еще одно лакомство, каких много. Просто успел сбежать. Знаешь, даже мухам иногда везет.

– Я и сейчас сбегу, – Выхин пока не знал, как именно. – Ленка, спускайся! Зря я, что ли, их отвлекаю?

Вокруг засмеялись многоголосьем. Засверкали узоры. А еще сотни лиц ворвались в сознание Выхина, беззвучно открывая рты, щурясь, кривляясь. Вместе с ними кривлялся и мальчик Лёва, окончательно превратившийся в гниющего мертвеца. Разбухшая тетрадь выскользнула из рук и шлепнулась в воду.

– Какая Ленка? Глупый, глупый беглец! Оставайся здесь навсегда. Нам нужны твои рисунки, твой новый гнев и страх. Ты ведь много накопил его, пока убегал.

Выхин поднял с земли два небольших камня и зажал их в кулаках. Камни были ледяными и покалывали кожу, будто били током.

– Вы заставьте, – сказал он. Появился какой-то слепой, непредсказуемый азарт.

Смех усилился. Переливы сотен голосов резонировали от стен и наполняли пещеру густым болезненным гулом. Твари божии соскучились. Твари божии не сдерживались больше.

Мальчик Лёва неожиданно проворно прыгнул на Выхина, выставив перед собой руки. Скрюченные пальцы вцепились в шею. Запах гнилого мяса ударил в ноздри. Бледное лицо казалось изжеванным и измятым, клочья тонкой кожи сползали вместе с гноем и сукровицей.

Выхин ударил – слева, в висок кулаком. Голова мальчика Лёвы дернулась. Огромные, блестящие от влаги глаза провернулись в глазницах против часовой стрелки.

– Не надо так! – сказал мальчик Лёва хриплым ломающимся голоском. – Не сопротивляйся, остынь!

Выхин ударил еще раз. Потом коленкой, целясь между ног. Мальчик Лёва, оказавшийся на удивление сильным, не отреагировал. Скрюченные пальцы достигли губ Выхина, зацепились, как рыболовные крючки, и стали раздирать рот, раскрывать его. Сам Лёва тоже открыл рот, будто от возбуждения. Сквозь частокол редких сгнивших зубов просунулся белый вертлявый язык. Он удлинялся и вытягивался.

Выхин сжал челюсти, в надежде откусить мясистые пальцы мальчика-монстра, но зубы уперлись в твердое, а Лёва даже не поморщился. Удары тоже не помогали. Мальчик был сильнее. Вдобавок со всех сторон навалились голоса тварей божиих, их смех и подбадривание. Перед глазами мелькали лица, лица. Старики, девушки, юноши, женщины, старухи.

Не сопротивляйся.

Соединись.

Стань тем, кем и должен был стать много лет назад.

О, как долго мы ждали.

С возвращением, дорогой!