– Можно сказать и так, – подтвердила Ленка. – Но у тебя есть шанс все исправить… Андрей в тот день собрал камни, распихал по карманам и ушел вместе с мамой. А я лежала на дне могилы и не могла понять, жива или мертва. Такое страшное состояние, будто застряла в расщелине между двух скал. Много позже я сообразила, что меня просто не успели дожрать. Плоть истощилась, а сознание – нет. И знаешь, что еще? Мне кажется, мамина любовь ко мне оставила какой-то след в могиле. Частичку энергии, которая меня в конце концов и подняла. Ты веришь в силу любви?
Вопрос прозвучал неожиданно, и Выхин не нашелся сразу, что ответить.
– Наверное, нет, – сказал он. – У меня не было опыта.
– А у меня теперь есть. Хочется в это верить. Хочется думать, что мама не окончательно свихнулась после встречи с братом, а где-то в глубине своего темного разума знает, что поступила плохо. Возможно, мое появление разожжет в ней искорку здравого смысла.
Выхин вышел к реке, остановился, узнавая. Это было интуитивное узнавание, не связанное с деталями, метками или воспоминаниями. Выхин просто понял, что раньше был именно здесь, на этом самом месте. Сознание откликнулось на привычный шум воды и щебет птиц, на шелест веток и прохладный ветер, коснувшийся лица. Вон три ивы склонились над рекой, цепляя зелеными листьями поверхность воды, возле них два валуна и россыпь камней поменьше, а еще выбеленный от времени кусок ствола, на котором удобно было сидеть.
– Мы рядом, – сказал Выхин.
Он вспомнил: из пещеры был слышен шум реки. Подошел ближе, уставился на прозрачную воду, разглядывая мелкие камешки, перекатывающиеся по дну. Здесь было не прохладно, а зябко. Февральский морозец пробился через двадцать лет, чтобы охладить разгоряченные мысли. На лбу проступила испарина.
Ноги сами повели вдоль берега по чавкающей глине и гальке.
– Твоя мама подстроила мой приезд, да? – спросил Выхин у Ленки. – Они с братом ждали, когда я приеду. Потому что только я знаю, где находится кенотаф.
– Ты тоже сосуд. У тебя в голове тоже есть голоса. И память о пещере у тебя втрое сильнее, чем у Капустина. Потому что ты еще живой, Выхин. С живыми проще, ими можно управлять. – Ленка шла сбоку, держась руками за лямки рюкзака. – Да, они ждали тебя. Рассылали телеграммы по всем адресам, что нашли у твоего отчима. Мама перевернула квартиру вверх дном. Нашли один из камней, который подпитывал Андрея.
– Иван Борисыча убила твоя мама?
– Наверное, нет. Наверное, Андрей, – Ленка ответила неуверенно. – Моя мама сбрендила, но не до такой степени. Брат убедил ее, что ты знаешь дорогу к кенотафу, а кенотаф вернет его к жизни. Это все, что ей нужно. Чтобы он жил. А убивать… вряд ли. Тогда бы она убила и тебя тоже.
– Но она меня использовала. Тащила в санаторий, потом в лес… чтобы я вспомнил дорогу. Ей нужно было вернуть прошлое.
– Ты все верно угадал, хороший мальчик, – хмыкнула Ленка. – Теперь верни прошлое для меня, хорошо?
– Откуда мне знать, что ты не заодно с Аллой и Капустиным? Вдруг это часть вашего плана. Мы с тобой были на кладбище…
Ленка пожала плечами:
– Я тоже хочу жить, Выхин. А еще хочу отомстить этим тварям, раз уж подвернулась такая возможность.
Хотелось бы верить.
Он свернул от реки и углубился в густой лес, твердо вышагивая по тропам, о которых и сам не ведал. Зато ведало его тело. Прохлада сменилась густой духотой, как в сауне. Казалось, от земли поднимался пар, из-за которого Выхин пропотел насквозь и с трудом дышал. Он то и дело поглядывал на Ленку, никак не мог взять в толк, верить рассказанному ею или нет. А с другой стороны – был ли у него иной выход? Сбегáть уже поздно. Оставалось идти мимо бесконечных деревьев и кустарников, отдирать от лица липучую паутину, отмахиваться от комаров и мошек, давить ногами влажные кочки. Только вперед, на интуиции и страхе.
Выхин остановился минут через двадцать, устало растирая лицо ладонями. В горле пересохло. Сощурился от яркого солнца, которое нетерпеливо выскочило из-за макушек деревьев.
– Я нашел, – сказал он, глубоко вздохнув. От волнения задрожало что-то внутри, желудок сжался. – Вон кенотаф. Во всей, мать его, красе.
Вдалеке над деревьями накренилась, как прохудившаяся Пизанская башня, старая ржавая электровышка. А за ней – горы, упирающиеся снежными макушками в небосвод. Сейчас, под облепившей кожу жарой, Выхин чувствовал острое желание добраться до этих гор, утопить лицо в снегу, охладиться. Чтоб от тела непременно пошел трескучий пар, чтоб стало хорошо. В горах никто его не искал бы и не догонял. Каждому человеку нужно такое место, чтобы чувствовать себя совершенно и безмятежно спокойным.
Потом он опустил взгляд, нащупал среди кустов и густых изумрудных зарослей травы с лопухами черный овал дыры – понял, что больше не сможет упустить вход в кенотаф из виду. Если уж один раз нашел, пиши пропало.
– Я не вижу, – пробормотала Ленка, хмуро осматривая поляну.
– Вон же. Пойдем.
Никто не находит кенотаф просто так.