Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

— Дитя моё, — сказала тётушка Несбит, обращаясь к Нине, по выходе из гостиной, — я и не знала, что мистер Клейтон принадлежит к епископальной церкви.

— Напротив, — сказала Нина, — он и всё его семейство принадлежит к пресвитерианской церкви.

— И он вызвался читать молитвы? Как это странно! — сказала тётушка Несбит. — Со своей стороны я не одобряю подобных вещей.

— Каких же именно?

— Я не одобряю потворства епископальным заблуждениям. Если мы правы в своих убеждениях, — значит, заблуждаются они, — и потому мы не должны оказывать им снисхождения.

— Но, тётушка, похоронная служба так прекрасна.

— Пожалуйста, не восхваляй её, — сказала тётушка Несбит.

— И опять тётушка, вы знаете, что Клэйтон не пастор, следовательно он будет читать молитвы без особенного увлечения.

— Во всяком случае, это доказывает шаткость религиозных правил, — сказала тётушка Несбит. — Пожалуйста, не хвали мне подобных вещей.

Глава XII. Объяснения

Золотые стрелы заходящего солнца носились повсюду между ветвями соснового леса, придавая местам, к которым они прикасались, особенную жизнь и игривость. Хор птиц распевал вечернюю мелодию, когда небольшое общество расположилось вокруг только что вырытой могилы. С инстинктивным уважением к предстоявшей сцене, Нина надела чёрное шёлковое платье, и простую соломенную шляпку с чёрными лентами;— об этом уважении к покойнице Тифф вспоминал впоследствии и рассказывал другим в течение многих лет. Криппс стоял в голове могилы с тем холодным, бесчувственным выражением, с каким натура, совершенно грубая и преданная животным побуждениям, углубляется в созерцание символов означающих конец человеческого существования. Тифф стоял с боку;— его белая шляпа представляла разительный контраст с чёрным крепом, обвивавшим тулью, и с траурным бантом на правой руке. Он крепко прижимал к груди своего грудного ребёнка, завёрнутого в чёрную шаль, между тем как двое других детей стояли подле него и горько плакали. По другую сторону могилы стояли мистер Карсон, мистер Клейтон и за ними, в группе негров, Мили и Гарри. Но вот открыли гроб, чтоб бросить последний взгляд на покойницу. Этот прощальный привет вызвал порыв глубокой горести со стороны детей. В то время, когда Клейтон мелодическим голосом, произнёс слова: « Я есмь воскресение и жизнь», — Нина плакала, как будто могила скрывала от неё предмет, близкий её сердцу; — она не удерживала слёз в течение всей похоронной службы. Те же самые побуждения, которые заставляли её быть весёлой при других сценах, пробуждали в ней глубокую горесть при этом обряде. Когда всё кончилось, она поцеловала детей, и, пожав руку Тиффу, обещала навестить их на другой же день. После того Клейтон проводил её до коляски, посадил её и сам сел вместе с Карсоном.

— Клянусь честью, — сказал Карсон скороговоркой, — это были чрезвычайно торжественные, чрезвычайно интересные похороны! Я в восторге от эффекта, произведённого на меня этим обрядом и в таком романтичном месте! В высшей степени интересно! Мне приятно также видеть, что молоденькие девицы вашего звания, Нина, принимают живое участие в положении бедных. Если б они знали, до какой степени чувства сострадания к ближнему делают их привлекательными, они стали бы заботиться о развитии этих чувств ещё более. А замечательная особа — этот старый негр! Кажется, доброе создание. Интересны и дети. Надобно думать, что эта женщина, в молодости, была очень не дурна. Бедная! Должно быть много испытала горя! Отрадно думать, что теперь она чужда житейских треволнений.

Этот монолог только усиливал негодование Нины; она даже не принимала в соображение того обстоятельства, что Карсон выражал свои лучшие чувства и всячески старался выказать то, что считал своим призванием: — питать какое-то отвращение к безмолвию там, где голос его мог быть слышен. Чувство, заставлявшее Нину сохранять молчание и вызывавшее слёзы на её глаза, заставляло Карсона говорить без умолку. Он, однако же, не довольствовался пустой болтовнёй; ему надобно было беспрестанно обращаться к Нине с вопросами: не правда ли, что это интересный случай, и что он произвёл на неё глубокое впечатление?

— Признаюсь вам, мистер Карсон, — сказала Нина, — я не имею теперь ни малейшего расположения говорить о чём бы то ни было.

— В самом деле? Гм! Да! Вы так растроганы. Натурально — такое настроение души должно располагать к молчанию. Понимаю. Весьма приятно видеть столь глубокое сочувствие к горестям ближнего.

Нина готова была вытолкнуть его из коляски.

— Что касается до меня, — продолжал Карсон, — то мне кажется, мы недостаточно размышляем о предметах подобного рода. По крайней мере я решительно о них не думаю. А между тем иногда полезно бывает давать мыслям подобное направление; оно возбуждает в нас добрые чувства.