– Давай с тобой и о солдатиках позаботимся. Вот стоят они посередине комнаты, кто пройдём – для них буря, сметёт и того хуже – перетопчет. Ты как заботливый командир прикажи им маршировать в безопасное место и там лагерем становиться.
Мама накормит, наденет чистую рубашку: «Иди, играйся». Ей и невдомёк, что персик, посаженный мною в саду, всегда под присмотром. В любую погоду подойду, выгляну в окно: «Видишь, дождик, как ты хотел. Ну, пей, пей же, а я о солнышке для тебя подумаю». Папа так говорил: «Мало поливать водой, нужно и добрым словом и сердцем поделиться, тогда и дождик вовремя и солнышко не сушит».
За окном моросил мелкий дождик. Было скучно, большой дом превратился в занудливого великана. Он что-то бурчал, хлюпал и смуро смотрел на непогоду многочисленными окнами.
Внизу зазвонил телефон. Мама с кем-то долго и нервно разговаривала, Дрёма не слушал, но живо представлял себе самоуверенное мамино «не учите меня жить». И тут Дрёма не поверил своим ушам:
– Иди, отец твой дозвонился, наконец!
Слетев стремглав по лестнице, Дрёма выхватил телефон и слёзы, сами собой покатились по щекам. Папин голос слегка искажённый расстоянием и электрическими разрядами был как всегда бодрым и жизнеутверждающим:
– Хватит дождик по щекам размазывать и в лужи на рубашке превращать. Предлагаю расплескать лужи нашими сапогами.
Я не поверил и выжидающе посмотрел на маму. «Разрешать или не разрешать, – как говорил всегда папа, – мамино право. Нам остаётся с тобой, Дрёмка, согласиться с ним». На сей раз мама была благосклонна.
Я бежал как никогда, боясь, что злой случай не позволит мне встретиться с папой. Один раз я споткнулся и чуть не упал.
– Тихо, тихо. Куда торопимся? И ты уж окончательно реши: или дождь с неба или слёзы из глаз. А всё вместе – слякоть, хлябь и ничего не видно.
Папа подхватил меня на руки и прижал к себе.
– Ты почему так долго не звонил и не шёл! Я решил ты бросил меня!
– Дрёмка, – отец отнял меня от груди и укоризненно посмотрел прямо в глаза, – негоже забывать отцовские слова.
По щекам папы текли капли, наверное дождь? – я один раз видел его плачущим, когда умер дедушка.
– Какие слова
– Напоминаю. Можно бросить камень, помнишь?..
– … Но человека никогда. Человек прирастает к человеку и вместе они будто дерево: корень один, и только ветки в разные стороны растут.
– Вот и я говорю – мы с тобой одно целое: отец и сын. Уяснил?
Дрёме стало легко-легко, и он уже спокойно с особой теплотой прижался и обнял отца. Ему теперь не нужно было доказывать телефонными звонками без счета, что где-то далеко его любят. Отец всегда был и будет рядом, как тот персик за окном.
Дрёма детским своим разумением решил: надо слёзы свои превратить в дождик, полил и уступил место солнцу и радуге. Так говорит папа.
Два дня они были вместе. Вечность и мгновение. За это время Чингачгук вместе со Следопытом успели выйти на тропу войны, облазить все близлежащие горы в поисках краснокожих и мирно закопать томагавк. А славные исследователи, натянув сапоги и дождевики, измерили все лужи в округе. Промокли, после чего пытались разжечь костёр, но он предательски не горел, шипел и пускал сизый дымок, смешанный с паром.
– Не унывать! Следуем курсом на дом. Пора уже пионерам обсушиться и подкрепиться. Ты как смотришь, Дрёмка.
– Пора! А чем дома займёмся?
– Однако, скорый ты какой. Придумаем. На что нам голова. Не только же в неё кушать. Кстати, первым делом мы сварим борщ. Им вдохновимся, а там посмотрим
Дома всё было по-старому. Только в углу стола появился монитор.
– Папа и у тебя есть компьютер?!
– Имеется.
– Фи, да он совсем простенький, древний. Вот у меня навороченный, геймерский. Знаешь, как летает?
– Не знаю и знать не хочу. Эта железка никогда не полетит, разве что в мусорку, однажды. – Папа задумался на мгновение. – Главное, Дрёма, чтобы вот тут летало высоко и свободно, – папа пригладил свои поседевшие волосы. – Так значит, ты зависаешь теперь в компьютере?
Дрёма оживился и начал взахлёб рассказывать папе о своих играх и хвалится пройденными уровнями. Папа слушал и почему-то смешно морщился.
– Ты чего так морщишься?
– Пытаюсь понять, кто кем теперь играет, Дрёма игрушками или игрушки Дрёмой.
– Игрушки не могут играть людьми.
– Могут, ещё как могут. И открою тебе страшную взрослую тайну: чем старше и взрослее, тем сильнее эта зависимость от игрушек.
– Скажешь. Вы взрослые такие независимые. Я тоже хочу побыстрее стать взрослым.
– А я не хочу, – серьёзно заметил папа.
– Правильно – ты и так взрослый.
– Ты меня расстраиваешь.
– Как?
– Видишь ли, когда ты был крохотным, вот таким, ты смотрел на все детскими глазами. И ты и окружающий тебя мир не пытались поглотить один другого, вы без оговорок признавали себя частичками одного целого. А зачем, скажи, пихаться с самим собой – только шишки зря набивать. И я заново учился у тебя, открывал для себя мир детскими глазами.
– Да, ты не похож на других. Ты рядом и понимаешь. Другие свысока смотрят и поучают. Но всё-таки, папа, как не крути, когда поднимаешься с колен – ты взрослый.