Древнее китайское проклятие

Парень посмотрел на меня как браток, у которого спросили, зачем ему дробовик под сиденьем, ничего не ответил, пришпорил своего коня и умчался вдоль леса.

— Слышь, Гэндальф, — обратился я к магу. — Не подумай, что я хочу что-то сказать, но я немного не понял. Я думал, что под это дело только одного меня подрядили.

— Я пытался, — сказал Гэндальф. — Но эти былинные богатыри… Они же никого не слушают и слушать не желают.

— Понятно, — сказал я. — Пошли?

— Иди.

— В смысле? А ты?

— Я не могу.

— Почему?

— Потому что… У меня с ней конфликт. Мне она точно не даст. В смысле, меч.

— А мне?

— Должна дать, — сказал Гэндальф. — Ты же герой из пророчества.

— Понятно.

Не хочет, так не надо. Я вышел из машины и обозрел избу. Совершенно очевидно, что входа с этой стороны нет. Я имею в виду, через это окошко в стене я даже руку не просуну, не говоря уже о других частях тела. Если бы речь шла о нормальном деревянном строении, я просто обошел бы его по периметру в поисках двери, но это же избушка на курьих ножках…

— Избушка! — гаркнул я. — А ну-ка, повернись к лесу задом, ко мне фасадом.

Раздался резкий скрип, избушка подпрыгнула еще на полметра над землей и начала разворот. При этом из нее сыпались труха и какой-то мусор.

Когда разворот закончился, я увидел крыльцо. Крыльцо на вид было трухлявым и не внушало особого доверия. Равно как и желания заходить внутрь этой хибары. Но заходить и не пришлось. Не успел утихнуть последний скрип и досыпаться последняя труха, как дверь избушки с громким стуком распахнулась и на пороге появилась Баба-яга.

На вид она была самая натуральная Баба-яга — маленькая, сморщенная, одетая в какие-то лохмотья. Еще у нее были грязные волосы и кривой нос.

— Етить твою налево! — возопила бабка. — Кто это тут балует?

— Пардон, мадам, — сказал я.

— Хранцуз? — спросила она и повела носом: — Не, не хранцуз, русским духом пахнет. Ты кто, а?

— Сергей.

— Дурак? — уточнила она.

— Сама такая, — сказал я.

— Не хами, отрок! Чего приперся?

Очевидно, просьба не хамить ее лично не касалась.

— Дело есть.

— У меня с тобой никаких делов нету, — сказала противная старушенция. — Пшел вон, смерд.

И захлопнула дверь.

«Нет, — подумал я, — Тридесятое тут царство или еще какое, но такого отношения я не потерплю».

Ноги сами вынесли меня на крыльцо, а кулак забарабанил в дверь, да так, что вся избушка ходуном заходила.

— Опять ты? — спросила Баба-яга, высовываясь в небольшую щелочку.

— Опять! — Я засунул в щелочку ботинок, не позволяя захлопнуть дверь перед моим носом.

— Чего надо?

— Меч-кладенец давай.

— Щаз!

Она попыталась закрыться изнутри. Я дернул дверь на себя — и хлипкая конструкция слетела с петель.

— Бабуля, — сказал я вежливо. — Давай меч, а то хуже будет.

— Но-но, — взвизгнула старушенция. — Не угрожай, понял? У меня связи!

— У меня тоже! Давай меч.

— А почто он тебе?

— Надо.

— Всем надо, — сказала старушка. — Иди прочь.

— Всем надо, а я возьму…

— Горыныча кокнуть хочешь? — подозрительно прищурившись, спросила старушка.

Я пожал плечами:

— Так уж масть легла.

— А он мне, между прочим, друг. Почти родич.

— Мои соболезнования. Не фиг было девиц воровать.

— Это семейный бизнес, — сказала Баба-яга. — Он не виноват.

— А я не прокурор. Мне до пейджера, кто виноват, а кто нет. Меч давай.

— Не дам. Какие у тебя на него права?

— Я герой.

— Героев много, — логично возразила старушенция.

— Я от Гэндальфа.

— А, — сказала она, — и этот иностранный охальник тута. Надо было мне самой догадаться. Он тут все бегал и вопил про малого из другого мира. Это ты, что ли?

— Я.

— А все равно не дам, — заключила старушка. — Режь меня на части.

— Не провоцируй, — сказал я.

— Режь. Начинай. На! — Она протянула мне руку. — Отрежь руку, чтоб я помела никогда не коснулась.

Вместо того чтобы принять ее приглашение к членовредительству и расчленению, я аккуратно отодвинул старушку в сторону, прошел внутрь избушки и учинил там небольшой шмон. Внутри избушки царил такой же бардак, который наблюдался снаружи, но мне, еще не так давно ведшему холостяцкий образ жизни, к этому было не привыкать.

Но ничего более похожего на меч, чем кочерга, я не нашел. Какие-то баночки с трудноопределимым содержимым, грязные кастрюли, котлы и тигли, сушеные кроличьи лапки в связках, запас продуктов на случай третьей мировой войны… Баба-яга наблюдала за обыском со стоицизмом партизана, в землянке которого шарились полицаи.

За печкой я нашел большой, окованный железом сундук и с трудом вытащил его на середину комнаты. Сундук был закрыт на тяжелый замок.

— Где ключ? — спросил я.

— Ищи, — гордо отвернулась старушенция.

— Так открою, — сказал я, щелкнул пальцами, прочитал модифицированное заклинание «сим-сим, откройся», и замок повис на одной дужке. Никаких эмоций на лице Бабы-яги не отразилось.

Я поднял тяжелую крышку и заглянул внутрь сундука.

— Это что за фигня?

— Сапоги-скороходы, — сказала старушенция. — Хочешь примерить?