Древнее зло в кресле босса

– Во-первых, Тань, у нас все равно нет выбора. Не можем же мы сделать вид, что нам все равно, когда по миру ходит какая-то злобная сущность и портит людям жизнь.

– Мне все равно!

Я ее упрямо не расслышала:

– Во-вторых, уже поздно метаться. Очнись и признай – только вместе мы сила!

Ей удалось почти так же, как недавно, высокомерно ухмыльнуться:

– Мы с тобой сила?

– Я Васю имела в виду! – и снова торжественно обратилась к воздуху, чувствуя всю тяжесть мира на своих плечах: – Василий, ты видишь нашу решимость положить головы в борьбе за правое дело! Никто из нас не сдается – секундный приступ слабости не в счет. В конце концов, девочкам можно. Ты с нами или против нас? Ты за добро или хочешь попасть в черный список нашего ордена?

Татьяна начала тихо и истерично смеяться. Наверное, не посчитала мои угрозы внушительными. Зато сама и предложила хороший вариант сквозь смех:

– Стукни, что ли, Вася! Нам нужен ответ! Один стук – ты уже летишь к своему господину с докладом. Два стука – ты сейчас тоже умираешь от смеха!

Вообще-то, мысль дельная, мне пришлось ее только подправить:

– Два раза означает, что ты с нами! Так ты с нами, Василий?

Мы замолчали и перестали дышать, Татьяна тоже посерьезнела и вытянулась, ловя любые шорохи. Она какая угодно, но только не глупая – ей тоже понятно, что от ответа призрака наше будущее зависит очень сильно. В том смысле, что если стукнет один раз, то никакого будущего у нас не будет.

Гробовая тишина затянулась, но никто из нас ее не нарушал и через несколько минут. И вдруг где-то вдалеке что-то хлопнуло – мы с Таней вцепились друг в друга и замерли, глядя на окно, за которым и находился предполагаемый источник звука. Второй хлопок – и мы взвизгнули от радости.

Но за ним раздался третий. Неуместный и ненужный, заставивший нас теперь уставиться друг на друга. Татьяна судорожно зашептала:

– То ли у Васи беда с математикой, то ли это вообще не он стучит.

И я ответила ей проникновенно, точно так же выпучив глаза:

– Понятия не имею. В поселке полно стукачей.

Мы осознали себя в странной позе, отшатнулись друг от друга и вновь упали по своим местам. Теперь и говорить было не о чем. Может, у Васи просто не получилось? Он рукастый полтергейст, но с первого раза могло и не выйти. Снова попросить о том же? Я повернулась к такой же притихшей Тане, чтобы посоветоваться, и увидела, как она с размаха кидает в меня другой учебник – там их целая стопка для любителей пошвыряться.

Совсем увернуться я не успела, потому книга углом прошлась по моей скуле, больно оцарапав. Я схватилась за щеку и завопила:

– Ты что творишь?!

Татьяна ответила мне бесконечно спокойно:

– Проверяю гипотезу. Васи здесь больше нет. Отгадай, куда он отправился.

– А иначе проверить не могла?

– Могла, но не хотела. Это ж ты меня под смертный приговор подвела, потому не ной. Успеем еще поныть.

Я снова рухнула в кресло, признавая всю ее правоту:

– Я надеялась, что все будет иначе, Тань… Помню его взгляд, когда я в амулете ходила. Васе не нравилось то, какой я стала, не нравилась чернота во мне. Он укорял за это! Потому и была надежда… Но… А теперь что остается, кроме как ныть?

– Завещание писать, – предложила она. – Родителям позвонить, приятелям. Можно извиниться перед теми, кого когда-то обидела. Много не успеем, зато не окажемся в том же положении, что Вася.

– Как оптимистично! Мне нечего завещать, а людей я не обижала – по крайней мере, осознанно!

– Есть и другой путь, – Татьяна смотрела на меня пристально. – Брать сотовый и звонить дорогому, всеми уважаемому Григорию Алексеевичу. Признаваться, что мы одумались и отныне вечные слуги зла, если ему надо. Он к тебе, похоже, испытывает настоящую симпатию, потому хотя бы выслушает. Укокошим петуха или сделаем еще что-нибудь, что потребует для доказательства лояльности. Все лучше, чем самим укокошиться во цвете лет.

Я взвесила доводы и мотнула головой:

– Нет, у меня еще завещание не написано! Начну с него. Только вот учебники от тебя подальше уберу.

Я никогда раньше всерьез не задумывалась о бессмертии души, но происшествия, коим я была свидетелем, подтверждали, что по ту сторону черты имеется еще целый мир непознанного. И вдруг там на самом деле будет важно, с чистыми мыслями ты покинула этот свет или от трусости подписалась служить злу? Вон, Вася, при жизни нехороший человек, покоя себе найти не смог.

Мы так и сидели – я не писала завещания, а Татьяна не звонила родителям. Сидели, смотрели в темнеющую пустоту и придумывали про себя самые ужасающие варианты развития событий. Уже было слишком поздно, но время куда-то улетало мимо нас, незамечаемое.

– Люба, – Таня нарушила тишину приглушенным голосом, хотя я и от него вздрогнула. – Извини, если чем обидела.

– Да ничего, – великодушно и также тихо ответила я.

– Я тут подумала, что ты сейчас мой самый близкий человек. Потому извини.

– И ты меня, – ответила, потому что точно не знала, как на такое отвечать. – Кстати, а ты почему домой не собираешься?

– Боюсь, – Татьяна призналась честно. – А у тебя тут уютно. Романтика шалаша и апофеоз антитщеславия.