Древнерусское предхристианство

Древнерусский язык, обряды, остатки святилищ, древние украшения следует воспринимать как части единого культурного текста – следы праотеческой веры, со временем растворившейся в христианской культуре. Словесное и художественное осмысление мира происходило по-разному, в древнем искусстве образ являлся самодостаточным, предельно ёмким и «не изображал» религиозных верований. В иконописи, тесно связанной с библейскими сюжетами, аллегорические представления отвлечённых понятий появились ближе к концу Средневековья. Иллюстративность, вторичность по отношению к слову в русском искусстве возникла лишь с наступлением Нового Времени.

Ветхая и новая вера

Незабываемы слова безвестного писателя XIII века: «О, светло светлая и украсно украшеная земля руськая!». Столь возвышенное восприятие родной земли сохранялось с дохристианских времен. Древние русы называли белым светом весь видимый мир. Края земли омывала небесная река. В догомеровские времена эллины называли её ^Keavoq, по ней в золотой лодке проплывал солнечный Гелиос. Спустя века в русских духовных стихах возникал тот же образ кругосветной реки: «Окиян-море всем морям мати: окинуло то море весь белый свет, обошло то море окол всей земли, всей подвселенныя».[552] По небу проплывали светила, но в глубине оно казалось неподвижным и потому называлось твердью. Выше облаков и ветров парил скрытый солнечным светом и небесной синью «осиянный» ирий. Там обитали души умерших, туда возносились дымы священных костров и на зиму улетали птицы. На вершине мира, в небесной темени скрывался ослепительно-незримый Сварог.

В языке отразилась связь между образом неба и привычного для русов облика: солнечно-русых «светлых» волос, облачно-белой «светящейся» кожи, небесно-синих «сияющих» глаз и щёк, «пылающих» словно заря. Лица соплеменников воспринимались как подобия Сварога в облике его потомков, сварожичей. Быть может, потому призыв Евангелия: «вѣруйте во свѣтъ, да сынове свѣта будете» (Ин.12:36) прозвучал для русов как откровение – признание их веры путеводительницей ко Христу. Слова «Богъ свѣтъ есть, и тмы въ немъ нѣсть ни единыя» (Ин.1:5) по-новому истолковывали древнерусские верования: божественный свет облекся в человеческую плоть и сошёл на землю, «светодавец» Христос затмил «светоподателя» Сварога.

Переход от праотеческого «ветхого завета» к христианству начался задолго до Владимирова крещения. Такой путь, а не насильственное насаждение «иноземной веры», был единственно правильным. Крещение Руси в 988 году завершило многовековое развитие древнего единобожия. «Соглашене» праотеческой веры с христианством было равнозначно «оглашению» народа перед крещением. Солнечная символика Библии и православного богослужения немало тому способствовали. В песнопениях праздника Сретения Христа величали «Солнцем правды» и «Трисиятельным Божеством», Богоматерь в Новом Завете называли «Женой, облечённой в солнце» (Откр. 12:1).

Русов не могли не привлечь слова Евангелия, в которых по-новому открывались их религиозные представления, соединялось почитание божественного света и чудотворной силы, под действием которых человеческое тело преображалось в новое: «взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (Мф 17:1–2).

Ещё не ведая имя Иисуса, русы почитали крест «Помазанника». Христос явился тем Спасом, Богом воскрешающим, в которого они бессознательно верили под другим именем. Нельзя не признать, что «/…/ то христианство, которое утвердилось на Руси и продолжало существовать как “народное” вероисповедание, несомненно, представляло собою оригинальный синтетический опыт», что некий «неделимый фонд» дохристианской веры был включён в недра русского православия.[553]

На Руси символика храма, икон, священных знаков, церковной утвари и облачений соединилась со стихией родной речи, получила в ней истолкование. Уже не под куполом небес, а под сводами храма, в сонме «умных художеств» в православную культуру Руси вошло её предхристианское прошлое. Церковную проповедь сопровождали возвышенные поэтические образы древности. Прежние верования растворялись в былинах, сказках, погребальных плачах, обрядах и сельских празднествах годового круга.

Созданная в XI–XII веках былина «Илья Муромец и Святогор» – мудрая притча о «братании» старой веры с новой и об их величественном расставании. Несмотря на поздние наслоения, смысл былины очевиден. Имя Святогор отсылает к образу святой горы – родового святилища и знаменует праотеческую веру. Имя Илья говорит о его христианстве. Между богатырями нет вражды, Илья обращается к Святогору:

…вижу силушку твою великую,
Не хочу я с тобой сражатися,
Я желаю с тобой побрататися.