Но у человека все это приняло неправильную форму, потому что перед вами ставили неправильные цели. Каждого ребенка следует учить оставаться честным по отношению к жизни. Если страшно — бойтесь. Зачем скрывать это? Зачем притворяться, что вам не страшно? Если хочется заплакать — плачьте. Зачем бояться слез? Но нас учили не плакать, особенно мужчин. Мать с пеленок говорит своему сыну: «Не будь плаксой. Не плачь, плачут только девчонки». И мальчик становится черствым. Смотрите. Мужчины не могут плакать. Они упустили одно из самых прекрасных явлений в жизни. Природа не делала различий между мужчиной и женщиной. У мужчины столько же слезных желез, сколько и у женщины, сегодня это доказано, разницы нет. Слезы необходимы. Они очищают. Но как тут заплакать? Что скажут люди? Они удивятся: «Ты — и плачешь? Твоя жена умерла, а ты плачешь? Будь мужчиной. Будь смелым, переживи это. Не плачь».
Вы понимаете? Если вы перестаете плакать, со временем исказится и ваша улыбка, потому что все взаимосвязано. Если вы перестаете плакать, вы перестаете смеяться. Если вы не позволяете слезам естественно струиться, вы и улыбке не позволите естественно растянуться на вашем лице. Все станет неестественным, натянутым. Все станет принужденным, вы даже двигаться будете нездоровым образом, вы не будете непринужденным даже с самим собой. Вот что случилось, и теперь вы несчастны.
Жизнь состоит из течений. Если вы трус, будьте трусом. Будьте искренне трусом. И я скажу вам: нет никого, кто бы не был трусом. И хорошо, что люди не такие, иначе даже в состоянии полной беспомощности они оставались бы невероятными эгоистами. Если бы они не были трусами, они бы стали мертвыми, словно камень, они не были бы живыми — только эго, застывшее эго.
Не беспокойтесь — примите. Если это есть, то есть, это жизненный факт. Попробуйте понять. Никого не слушайте, вы все еще подвержены воздействию.
Я прочитал анекдот...
Это случилось в зоопарке. Миссис Джонс преследовала своего щуплого муженька, расталкивая толпу, размахивая зонтом и выкрикивая всевозможные угрозы в его адрес. Напуганный мистер Джонс, заметив, что замок на клетке со львом закрыт неплотно, открыл его, влетел в клетку, захлопнул дверь, подтолкнул изумленного льва к решетке и с опаской выглядывал из-за его плеча.
Разъяренная жена, угрожая зонтом, истошно завопила: «А ну вылезай оттуда, несчастный трус!»
Этот человек — трус?
Но любой муж — трус в глазах своей жены. В глазах других вы всегда оказываетесь трусом. Не слишком доверяйте мнению других. Если чувствуете себя трусом, закройте глаза, помедитируйте над этим. Девяносто девять процентов вашей трусости — это мнения других: например, жены, размахивающей зонтом. «Вылезай оттуда, несчастный трус!» Девяносто девять процентов — это мнения других, отбросьте их. Один процент реален, примите его, и не надо ставить перед собой никаких антагонистичных целей. Примите, и вы увидите, как трусость перестает быть трусостью. Отвергните, и она станет трусостью. Само слово
Вот так. Мы должны быть смиренными: мы не целое. Мы части необозримого целого, крошечные частички, микроскопические частички, маленькие листочки на большом дереве.
Иногда даже хорошо подрожать, в этом нет ничего зазорного. Это помогает вам стряхнуть с себя пыль. Вы вновь обретаете свежесть.
Вся суть в том, чтобы принять жизнь такой, какая она есть. И не пытайтесь изменить ее. Не пытайтесь превратить свое насилие в ненасилие. Не пытайтесь из трусости сделать смелость. Не пытайтесь превратить секс в обет безбрачия. Не создавайте противоположностей. Наоборот, попробуйте осознать факт насилия. И постепенно вы будете становиться ненасильственным; осознайте свою трусость — и постепенно она исчезнет. Осознайте смысл секса, и тогда вы обнаружите в нем совершенно иное качество, выходящее за его пределы. Всегда идите навстречу факту и никогда — против него.
Вопрос четвертый:
Ошо, мой отец одержим генеалогией. Есть ли что-нибудь в этом увлечении?
Должно быть, есть, иначе почему твой отец так этим захвачен? Возможно, он выбрал неверный путь, но что-то в этом должно быть. Даже тогда, когда люди сбиваются с пути, они сбиваются по определенной причине, хотя могут этого и не осознавать.
Позвольте мне рассказать вам анекдот.
Юный Вилли восьми лет от роду однажды утром подошел к своему отцу и спросил: «Папа, откуда я взялся?»
У отца засосало под ложечкой, потому как он понял, что оказался в трудном положении. Он принадлежал к современному, продвинутому поколению родителей и понимал, что подобные вопросы требуют максимально полного и честного ответа. Он выбрал тихий уголок и в течение следующих тридцати минут аккуратно посвящал Вилли в то, что мягко называют «фактами жизни», стараясь быть максимально точным.
Вилли слушал отца, жадно впитывая каждое слово, и тот, закончив свой рассказ, спросил: «Ну что, Вилли, я ответил на твой вопрос?»
«Нет, — сказал Вилли, — не ответил. Джонни Браун взялся из Цинциннати, а я откуда?»