С другой стороны, в Скандинавии на смену экзотическим вещам восточноевропейского и ближневосточного происхождения приходят изделия древнерусского ремесла, например, пряслица из овручского розового шифера, киевские глиняные писанки и др.[1000]
. Особое значение имеют нумизматические данные: монеты Ярослава Мудрого и подражания им обнаружены на Готланде и в материковой Скандинавии. По мнению В.М. Потина, появление «малого сребра Ярослава» на севере Европы связано с выплатой денег скандинавским наемникам[1001]. Серебряные древнерусские монеты вызвали появление подражаний, сосредоточенных главным образом среди материалов лапландских жертвенников XI–XII вв., что отражает связи этих территорий с Новгородскими землями[1002].Важным источником по истории русско-скандинавских отношений этого времени являются рунические надписи на мемориальных стелах, наибольшее количество которых происходит из Средней Швеции (где сам обычай установления памятных камней получил особое распространение)[1003]
. 120 рунических памятников сообщают о скандинавах, погибших при поездках «на восток»: в Прибалтику, на Русь, в Византию. Тексты много раз отмечают военную и торговую деятельность павших на «востоке», особенно подчеркивая прибыльность этих походов. Как и саги, они говорят о богатствах, привезенных из Руси: ценных товарах, золоте и серебре, дорогих одеждах и пр.Скандинавские рунические надписи свидетельствуют и о формировании древнерусской географической номенклатуры в Скандинавских странах. Знакомство скандинавов с местными (славянскими, финскими) географическими названиями началось уже в период древнейших контактов, однако лишь в надписях конца X – начала XI в. мы обнаруживаем сложившуюся систему наименований для различных географических объектов Древней Руси: государства (собственное скандинавское наименование, не опирающееся на местную традицию), рек (транскрипция местных наименований) и городов (где различаются два типа названий: транскрипция местных, что, вероятно, было более поздним явлением, и создание собственных наименований для городов, лежавших на пути «из варяг в греки»; эти наименования оформлены по единой модели с корнем
Иной характер в условиях сложения государств приобретают торговые связи. Торговля скандинавов в Восточной Европе (как и в Западной) в IX–X вв. не была специализированным занятием определенной категории населения. Применительно к обстоятельствам викинги выступали то в качестве грабителей и пиратов, то воинов-наемников, то торговцев.
В XI в. как в Древнерусском государстве, так и в Скандинавских странах происходит упорядочение торговли, связанное с расширением международной торговли, с одной стороны, и становлением государственного аппарата, постепенно подчиняющего себе различные сферы общественной жизни, – с другой.
Существование на Руси XI в. каких-либо первичных форм торговых объединений прослеживается значительно хуже, чем в Скандинавии. Косвенным свидетельством более или менее упорядоченных торговых отношений, предполагающих не только регулярность, но и некоторую их организованность, является создание торговых дворов, которые служили местом пребывания купцов и хранения товаров, а также основание церквей при них[1005]
. Представляется взаимосвязанным основание скандинавского торгового двора в Новгороде с церковью св. Олава[1006] во второй половине XI в. и русской церкви в Сигтуне[1007]. Позднее скандинавские дворы возникают в Смоленске и, может быть, в Киеве, а русский– в Висбю (Готланд)[1008]. Очевидно, что одновременность появления торговых дворов вызвана если не прямыми соглашениями между сторонами[1009], то, во всяком случае, сходным развитием торговли в обоих регионах и, возможно, изменением торговой конъюнктуры в результате сокращения контактов с Востоком, появлением постоянного контингента купцов, для которых и были необходимы дворы.Таким образом, на протяжении всего древнейшего периода русско-скандинавских связей (с середины VIII по XI в.) прослеживается обратное, древнерусское влияние в культуре Скандинавии. В зависимости от деятельности скандинавов на Руси, которая в значительной степени определялась внутренними процессами образования классов и государств в среде восточного славянства, изменяются характер и интенсивность влияния славянского мира на скандинавский, которое достигает пика на третьем этапе русско-скандинавских отношений, т. е. в середине – второй половине X в.