Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды

Изменение характера русско-скандинавских отношений делается все более и более очевидным на протяжении первой половины XI в. Невзирая на скудость источников, все же возможно– при сопоставлении сообщений древнерусских летописей, исландских саг, немецких хроник и пр. – проследить хотя бы общие очертания постепенно выстраивающейся системы взаимоотношений Руси со Скандинавскими странами – дифференцированно с каждой из них, а не совокупно со всем скандинавским Севером. При этом есть все основания говорить о чрезвычайной заинтересованности Ярослава в отношениях со Скандинавскими странами, которые, видимо, были для него приоритетными. Достаточно вспомнить династические связи Ярослава: его собственный брак с дочерью шведского конунга и браки его детей, двое из которых породнились с датским (Илья) и норвежским (Елизавета) правящими домами. Две другие его дочери были выданы замуж за французского (Анна) и венгерского (Анастасия?) королей, а сын Изяслав женился на дочери польского короля Гертруде[1043]. Обращает на себя внимание– при чрезвычайной широте брачных международных связей Ярослава и его детей – отсутствие браков с представителями византийской императорской семьи и южнославянских династов вплоть до 1046 г., когда Всеволод Ярославич – во исчерпание русско-византийского конфликта 1043 г. – женился на дочери византийского императора Константина IX Мономаха. Между тем, именно эти браки во второй половине X в. были не просто частыми в среде киевских великих князей (жен-«болгарынь» имели, по меньшей мере, Ярополк и Владимир), но знаковыми, как брак Владимира с Анной, дочерью византийского императора Романа II. Поскольку династические браки непосредственно отражали внешнеполитические интересы государства, матримониальная политика Ярослава, очевидно, указывает на снижение значения Византии в политической жизни Древней Руси.

О некотором ослаблении русско-византийских связей в эпоху Ярослава говорит и полное отсутствие упоминаний о них в ПВЛ за все время его правления. Единственное же исключение – сообщение о предпринятом Ярославом в 1043 г. военном походе на Византию под командованием Владимира Ярославина – отмечает пик напряженности отношений между обеими странами, вылившейся в военный конфликт[1044]. Вместе с тем, многочисленные военные предприятия Ярослава после окончания русско-польского конфликта в 1019 г. по-прежнему направлены на запад, против Польши (к Берестью в 1022 г., на Белз в 1030 г. и Червенские грады в 1031 г., в «Лядскую землю» в 1031 г. и Мазовию в 1041, 1047 гг.), и в Прибалтику (походы на чудь в 1030 г., на ятвягов в 1038 г., литву в 1040 г. и в Финляндию на емь в 1042 г.). Земли к юго-западу и югу не привлекают внимания Ярослава.

В контексте русско-византийских противоречий в церковной сфере обычно рассматривается в историографии и поставление киевским митрополитом «русина» Илариона[1045].

Таким образом, можно, вероятно, говорить о переориентации по сравнению с предшествующим временем международных приоритетов Ярослава – перенесении центра тяжести во внешней политике Древней Руси с Византии на другие государства Европы, среди которых особое место занимают страны Балтийского региона. Формирование внешнеполитических связей здесь начинается сразу же после смерти Владимира, в 1015 г., в ходе борьбы Владимировичей за киевский стол.

Связи со Скандинавскими странами, разумеется, были традиционными и складывавшимися длительное время. Вряд ли вызывает сомнения несравненно большая близость Руси в X в. со Средней Швецией (Свеаландом) и Готландом, нежели с другими регионами Скандинавии – это общепринятое положение зиждется, прежде всего, на обильном археологическом и нумизматическом материале. Контакты же с Данией и Норвегией прослеживаются для X в. крайне слабо[1046]. Поэтому несколько неожиданными представляются размах и дифференцированность отношений Ярослава с отдельными Скандинавскими странами начиная уже в 1015 г. и до 1036 г. Учитывая изменения в политической ситуации как в Скандинавских странах, так и на Руси, я условно выделяю несколько периодов в истории этих отношений.

Расклад политических сил в 1015–1020/1021 гг. в Скандинавии определялся тремя основными факторами: формированием датско-английской державы Кнута Великого, установлением в Норвегии власти Олава Харальдссона и шведско-норвежским конфликтом из-за пограничных территорий[1047]. После смерти датского короля Свейна Вилобородого в Англии 3 февраля 1014 г., неудачной попытки Этельреда Нерешительного вернуть свой трон и смерти его сына Эдмунда Железнобокого 30 ноября 1016 г., королем Англии становится второй сын Свейна Кнут[1048]. Датское же государство наследует старший сын Свейна Харальд, умерший, однако, в 1018 или 1019 г. С этого момента Кнут Великий оказывается во главе «империи», включающей Англию, где власть Кнута к началу 1020-х гг. укрепилась, и Данию, где он сажает своего наместника, но куда неоднократно приезжает и сам.