Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды

В начале XI в. Ярослав, находившийся в Новгороде, хотя и претендовавший на киевский стол, т. е. бывший еще местным, а не великим князем, нанимает для борьбы со Святополком отряд викингов во главе с опальным норвежцем Эймундом Хрингссоном. Он заключает с Эймундом личный договор, который, видимо, в довольно точном виде сохранился в устной традиции и был включен в исландскую «Прядь об Эймунде»[1029]. Договор определял, с одной стороны, размеры и формы оплаты наемников (эти условия были сохранены в традиции, поскольку способствовали героизации образа Эймунда), с другой – их обязанности: «защита государства», т. е. участие в военных действиях, предпринимаемых Ярославом, и «советы» Ярославу в управлении государством и ведении военных действий (что, вероятно, является, по меньшей мере, преувеличением опять же с целью героизации образа Эймунда)[1030].

В обоих случаях взаимоотношения с наемниками регулируются на частноправовой и договорной основе между местными правителями (разного уровня) и предводителем отряда викингов. Договоры обязательны только для лиц, участвующих в их заключении, и не распространяются на страну в целом.

Другим проявлением личностного характера русско-скандинавских контактов этого времени было именование скандинавских народов в древнерусском летописании. Составитель ПВЛ, работавший в начале XII в., прекрасно знает отдельные скандинавские народы. В «этногеографическом введении» к ПВЛ при описании Восточной и Северной Европы он дополняет собственными сведениями восходящий к хроникам Георгия Амартола и Иоанна Малалы перечень народов, происходящих от трех сыновей Ноя. Среди «новых» народов он перечисляет и те, которые принадлежат к «варяжскому» роду. Это «свей» (шведы), «урмане» (норвежцы), «готе» (готландцы)[1031]. Тем самым, во введении названы скандинавские народы, создавшие к тому времени государственные образования: Норвегию и Швецию, а также Готланд, игравший самостоятельную и важную роль в балтийско-новгородской торговле. Другие племена, вошедшие в состав скандинавских государств в результате централи-заторской деятельности правителей «титульного» племени, например, тренды в Норвегии, ёты в Швеции и др., летописцу неизвестны. Приоритетным для него оказывается государственная принадлежность народа (ср. традиционные для Древней Руси обозначения государств с помощью этнонима, причем также «титульного» народа: «греки», «ляхи» и др.).

Однако на протяжении всего текста ПВЛ, охватывающего события до 1037 г.[1032], летописец ни разу не приводит этих этнонимов[1033] и не прибегает к отэтнонимическим политонимам (ср.: «ляхи» и «Лядская земля», «греки» и «Греческая земля»), а пользуется только термином «варяги» – возникшим, вероятно, в конце IX – начале X в.[1034] собирательным обозначением всех северогерманских народов, т. е. описывает их, во-первых, как этническую, а не политическую общность, во-вторых, как некое нерасчленимое единство[1035]. Впрочем, в семантике термина «варяг», видимо, присутствовал не только этнический (доминирующий), но и профессиональный компонент. Так, в упоминаниях о приглашении варягов для конкретного похода речь идет, разумеется, не о скандинавах как таковых, а о скандинавских воинах, нанимаемых на службу[1036].

Этнонимы и отэтнонимические политонимы для обозначения отдельных скандинавских народов и стран начинают появляться только в НПЛ в рассказах о событиях XII в.: в 1130 г. новгородцы потерпели кораблекрушение во время торговой поездки «в донь» (Данию), в 1134 г. русские купцы были «порублены» «в донн» (в Дании)[1037].

Немаловажен для понимания характера контактов между двумя регионами и способ образования древнерусских обозначений северогерманских народов. Этнонимы «гьте», «свей», «урмане», «донь» передают собственные наименования скандинавских племен. Однако, как указывалось выше, это наименования только тех племен, вокруг которых в конце X–XI в. сформировались государства, названия которых были образованы от этнонима «титульного» племени (например, svíar – Svíþjóð). Использование этих этнонимов позволяло летописцу произвести актуальное (этно)политическое районирование Северного региона. Слово «варяг», напротив, не только не являлось эндоэтнонимом, но до XI в. его древнескандинавский аналог – voering – вообще не употреблялся в скандинавских языках[1038]. Оно возникло в скандинавской по происхождению дружинной среде в Восточной Европе как самоназвание скандинавов различной племенной принадлежности и изначально отражало специфику их профессиональной деятельности (от др. – исл. várar «обет, клятва»). Распространение термина на всех северных германцев означало взгляд из Руси на Север как на единый, нечленимый регион.