Читаем Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания полностью

Прежде чем перейти дальше, нам необходимо изучить другую проблему, которая увела в сторону исследователей, обсуждавших землевладение в Древней Греции, а именно вопрос о том, в чьей собственности находилась земля на ранних этапах истории: в коллективной – в собственности семьи или гентильной группы, такой, как описанные в предыдущей главе, и при этом временный владелец не мог отчуждать ее; или, наоборот, индивидуальной, при которой собственник мог продавать ее, отчуждать иным способом или передавать в качестве залога. Нам известны общества, в которых земля является неотчуждаемой собственностью гентильной группы, и, хотя эта ситуация, несомненно, не была характерна для Греции эпохи классики, греки, жившие в более раннее время, вполне могли находиться на подобном этапе развития. Эта возможность активно обсуждалась, особенно в связи с аграрной проблемой, с которой столкнулся Солон. Согласно одной из сформулированных относительно недавно теорий, в Аттике вплоть до потрясений, связанных с Пелопоннесской войной, произошедшей в конце V в. до н. э., существовала довольно большая категория неотчуждаемых земель, и у этой теории есть сторонники.

Нет никаких сомнений в том, что греки были искренне убеждены: собственность должна принадлежать членам одной семьи. Это представление в различном контексте неоднократно находило свое отражение в судебных речах, связанных с делами о праве собственности на имущество и произнесенных в афинских судах в IV в. до н. э. Вполне естественное желание передать землю по наследству собственному потомству подкреплялось религиозными представлениями, а именно необходимостью поддерживать культ предков и ухаживать за их могилами. Для того чтобы читателю стало более понятно, какие чувства греки испытывали в отношении данного предмета, следует привести пример: кандидатов на должность архонта, высшего магистрата, во время своеобразного экзамена расспрашивали об их семейных святынях и могилах предков и о том, заботятся ли они о своих родителях. И они должны были не только ответить на эти вопросы, но и пригласить свидетелей, способных подтвердить их ответы на эти и другие вопросы. Для афинского наследственного права опять же характерна сильная тенденция оставлять имущество в семье. Как бы то ни было, сильные чувства и правовой запрет – это не одно и то же. Во многих цивилизациях существует большая разница между тем, что собственник может делать со своим имуществом при жизни, и тем, что происходит с собственностью после его смерти. И в Афинах в IV в. до н. э., несмотря на все ограничения, связанные с наследованием, не было запрета на продажу земли ее владельцем при жизни.

Реальные запреты обычно относились к продаже определенных категорий земель. О классификации земель в Спарте уже говорилось выше. Вероятно, она стала результатом стремления гарантировать стабильность искусственного распределения части земли. Такая же необходимость могла возникнуть и в колонии, о чем свидетельствует относительно поздний источник – вырезанная на камне около 385 г. до н. э. и сохранившаяся до нашего времени надпись, в которой перечисляются правила жизни в Корчуле, поселении, расположенном на острове у побережья Югославии[11]. В ней, помимо всего прочего, идет речь о том, что часть «изначальных наделов» поселенцев не подлежит продаже. Говоря о том, что в древние времена во многих городах существовали законы, запрещавшие продажу «первых наделов», Аристотель, возможно, думал о колониях, подобных той, где родился он сам, – Стагире, расположенной на севере. Она была основана в середине VII в. до н. э., и с того времени до момента, когда жил сам философ, вполне могли сохраниться писаные законы.

Если в законе говорится, что землю, относящуюся к определенной категории, нельзя продавать, то логично предположить: отчуждение земель других категорий было разрешено. Там, где имелся полный запрет, существовала вероятность того, что землю можно продавать, но при условии (как в локрийских законах, которые превозносил Аристотель): прежде чем продать землю, человек должен доказать, что это ему действительно необходимо. Нам следует искать другие данные, чтобы выявить общество, в котором отчуждение земли человеком было невозможно, так как она не принадлежала какому-либо отдельному индивидууму, а сама продажа считалась чем-то немыслимым. Вполне можно утверждать, что от более или менее известных нам периодов истории Греции до нашего времени не сохранились источники, содержащие сведения, которые позволили бы нам говорить, будто ситуация в Элладе обстояла таким образом. Наоборот, примерно в 700 г. до н. э. Гесиод просит земледельца уважать богов:

Жертвы бессмертным богам приноси сообразно достатку…Чтоб покупал ты участки других, а не твой бы – другие.
Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология