Читаем Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания полностью

Мы не знаем, насколько многочисленны были лично свободные мелкие землевладельцы, участки которых располагались среди огромных поместий, но можем утверждать, что такие люди существовали, хотя и привлекали к себе не больше внимания, чем их «коллеги» из мира гомеровского эпоса. Более низкое, чем они, положение на социальной лестнице занимали зависимые люди, пенесты, которых древнегреческие авторы относят к той же категории, что и спартанских илотов, и которых обычно считают потомками населения, жившего на территории Фессалии до ее завоевания. О них нам известно меньше, чем об илотах. Мы знаем, что они были довольно многочисленны и их восстания представляли постоянную угрозу для верхушки общества. Но, судя по истории о Меноне из Фарсала, они, очевидно, были достаточно послушны для того, чтобы использовать их в составе войска. Смесь диалектов: эолийского, характерного для завоеванного местного населения, и менее распространенного северо-западного диалекта захватчиков, на котором говорили в Фессалии, также свидетельствует о том, что изначально завоеватели были в меньшинстве. Но о конкретных количественных соотношениях можно только догадываться.


К югу от Фессалии располагалась равнина Беотии, плодородная, хотя и не настолько, как Фессалия, и афиняне с удовольствием презирали неторопливость своих соседей, «беотийских свиней». На этот раз в нашем распоряжении имеется довольно ранний источник – поэма, написанная, вероятно, в конце VIII или в начале VII в. до н. э. Гесиодом, решившим таким образом дать ряд советов своим «коллегам» – мелким землевладельцам. Поэт полностью посвятил свое сочинение жизни небольшого хозяйства, где трудятся сам его владелец и рабы. Он жалуется на собственные проблемы, в основном связанные с разделом семейного имущества между ним самим и его братом Персом, и заявляет, что последний снискал расположение «царей-дароядцев», чтобы получить больше, чем причитается. Но, видимо, сам Гесиод был полностью свободным и не зависел от продажной знати, если не считать того, что они могли помешать отправлению правосудия. Вряд ли нарисованную поэтом картину можно назвать полной. У нас нет никаких оснований, чтобы утверждать, будто представители знати сами владели небольшими хозяйствами, подобными описанному Гесиодом. Но в его поэме не содержится даже косвенных сведений о том, как они управляли своими владениями, или о том, кто там работал. Вспомнив, что в имеющихся в нашем распоряжении источниках, посвященных соседней Фессалии, описывается другая ситуация, мы должны быть осторожны и не делать вывода о том, что хозяйство, описанное Гесиодом, являлось типичным для распределения земли во всей Греции. Однако в его сочинении содержатся неопровержимые сведения о существовании в Беотии около 700 г. до н. э. немногочисленной категории лично свободных мелких землевладельцев.

Для дорийского Пелопоннеса опять же характерны определенные особенности. Ситуация, сложившаяся в Спарте, во многом отклонялась от нормы. Представители правящего слоя аристократии, полноправные граждане, называвшиеся спартиатами, владели обширными землями, на которых трудились илоты, рабы, действительно жившие на этой земле и вынужденные отдавать часть урожая своим хозяевам. Эта обязанность, судя по сведениям, содержащимся в источниках, была для них тяжелой ношей, да и во всем остальном их положение оставалось довольно прискорбным. Однако они принадлежали государству и не считались движимым имуществом, которым их владельцы могли свободно распоряжаться. Им (по крайней мере, в постклассический период) принадлежала оставшаяся часть урожая, и многим из них удавалось сколотить довольно приличные состояния. Количество спартиатов, по подсчетам Геродота, в 480 г. до н. э. достигало 8000 человек, но к концу V в. до н. э. их численность уменьшилась более чем вполовину, и к 371 г. до н. э. их насчитывалось не больше тысячи. Даже когда они были наиболее многочисленны, в среднем их владения должны были (по афинским стандартам) быть достаточно большими. Бок о бок с ними в небольших городах и деревнях жили лично свободные люди, называвшиеся периэками. Они занимались своими мелкими делами и, очевидно, вели тихую жизнь обычных греков, но находились в подчиненном положении по отношению к спартанцам и должны были служить в армии Спарты. В нашем распоряжении нет данных, которые позволили бы определить пропорциональное соотношение земель, занимаемых представителями этих двух столь разных социальных групп, но не может быть никаких сомнений в том, что периэки были более многочисленными, или в том, что спартиатам принадлежали лучшие и обширные земельные участки. Периэков, очевидно, устраивало их положение, и лишь немногие из них восставали. Несомненно, они считали преимуществом то, что находятся под защитой огромного войска, в составе которого они служили и благодаря которому ничто не мешало их тихому процветанию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология